Проект “Б”: Орудие пролетариата
У меня давнее физическое пристрастие к велосипедным поездкам на работу. Когда приходится делать длительный перерыв, унылые улицы Бронкса из окна пригородной электрички начинают безудержно манить.
Больше всего я люблю ездить летом, когда темнеет поздно, влажность доходит до 90% и размягченный за день асфальт бьет жаром из-под колес. Зато когда взберешься на холм, с океана иногда дует прохладой. Бронкс чем-то похож на Рим – во всяком случае, числом холмов.
Увлечение Бронксом постепенно входит в моду. Туристам уже приелись статуя Свободы и пустырь на месте ВТЦ. Теперь иногда встречаешь итальянцев, безнадежно пытающихся поймать желтое такси где-нибудь в Южном Бронксе. Итальянцы почему-то всегда в курсе, где нужно путешествовать.
Эта часть Нью-Йорка за последние годы стала благообразнее. Преступности стало меньше, заброшенные, покрытые граффити дома посносили, а вместо них построили приличного вида жилье. Но даже в своем теперешнем обличье Бронкс может вызвать у европейца шок. Почему-то американские трущобы с трудом поддаются улучшению. Тот же Рим, который я впервые увидел в середине 1970-х, был тогда порядком обшарпан, как в послевоенных фильмах (то, что называют итальянским неореализмом). Сегодня те же самые кварталы поражают элегантностью и достатком.
Похоже, что эти жуткие, наводящие депрессию трущобы – часть американской экономической системы, важная составляющая мобильности и гибкости общества. Системе, наверное, нужна эта неприкаянная, необеспеченная рабочая сила. Вскоре после того, как президент Джонсон объявил войну бедности – т. е. решил раз и навсегда покончить с трущобами, – система стала застаиваться. Американцам больше по душе неограниченные возможности, чем равноправная добропорядочность, как в Европе. Рейган и его наследники демонтировали почти все нововведения Джонсона.
Но Бронкс – не типичная американская трущоба. Это трущоба нью-йоркская, а значит, живут там иммигранты. Причем не инженеры из Киева и владельцы химчисток из Сеула, а люди, привыкшие к беззаконной, хаотичной, опасной жизни – с Ямайки, из Мексики, Африки, Албании. Если кто-то чего-то добивается, он быстро увозит свою семью либо в другой район, либо в пригород. Его место занимают новоприбывшие. Несмотря на тяжелые условия, преступность, наркотики и молодежные банды, в которые почти неизбежно втягиваются местные дети, от желающих приехать нет отбоя.
Поэтому в Бронксе вместе с бедностью и безнадежностью чувствуешь еще и заряд энергии. Не случайно именно нью-йоркские трущобы стали в последнее время законодателями мод в музыке, танце и одежде для молодежи всего мира.
Так же, как бедные ирландцы, которые когда-то поставляли пушечное мясо ультрацивилизованной Британской империи, трущобы всегда были важным источником американской военной мощи. Раньше это была белая беднота и иммигранты с окраин, теперь это черные и испанцы из городских центров.
Гитлер когда-то утверждал, что демократии слишком мягкотелы, чтобы успешно воевать. В отношении США, как оказалось, он жестоко просчитался.
В Древнем Риме жителей Бронкса называли бы пролетариями. От латинского proles – потомство. Их бесчисленные чада, заполоняющие летними вечерами бетонные баскетбольные площадки у муниципальных домов, – их главный вклад в американскую систему.