Судьба порнобойца в Америке
Как те, кто когда-то Пастернака не читал, я “Глубокую глотку” не видел. Просмотру фильма о судьбе “Глотки” это, однако, не мешает. Лично мне фильм не сказал много нового, были ведь уже “Ночи в стиле буги” – при том, что кого-то шокируют его культурные и социальные парадоксы. Но от пары эпизодов точно подскочат все – и не только от вкрапленного микромомента из оригинальной “Глубокой глотки”, в котором актриса Линда Лавлейс как раз и демонстрирует свои уникальные физические способности.
Интересны даже не подробности сексуального мироощущения Америки рубежа 60–70-х. Хотя и они занятны: в стране, которую в СССР считали символом разврата, в эпоху лунохода и вьетнамской войны все еще господствовало убеждение, будто женщина в постели не способна и не должна испытывать удовлетворение.
Интереснее то, чем была в те годы порноиндустрия. Во-первых, никакой не индустрией, а деятельностью романтической. Во-вторых, революционной, вызовом общественному ханжеству и цензурным ограничениям в кинематографе. “Глубокая глотка” (так по крайней мере говорит с экрана ее режиссер Джерард Дамиано) стала картиной во славу свободы – в частности, свободы сексуального самовыражения женщины. Не случайно, несмотря на запреты и суды, сопровождавшие прокат фильма, поход на него стал обязательным жестом социально активных граждан, элитарной модой. Среди тех, кто стоял на защите фильма тогда, были Джек Николсон и Уоррен Битти, а среди тех, кто защищает его в кадре сейчас и язвительно поносит гнусных политиков, писатель-интеллектуал Гор Видал и актер-режиссер Деннис Хоппер, читающий закадровый текст. Когда в 1972-м атаку на порнографию и “Глотку” возглавил президент США Никсон, в прогрессивных массах родился лозунг: “Линду Лавлейс – в президенты”.
Еще любопытнее, что порнография считалась настоящим искусством и чуть ли не главным видом независимого кино. Ни за что не догадаетесь, кто говорит про это с экрана – мэтр фильмов ужасов, крестный папа Фредди Крюгера Уэс Крейвен.
Наконец, порно при всем бескорыстии его тогдашних создателей оказалось в начале 70-х финансовой палочкой-выручалочкой для американского кино, едва преодолевшего кризис 50–60-х. Ударный кадр фильма “В глубокой глотке”, заставляющий забыть даже о способностях Линды Лавлейс, – знаменитые буквы Hollywood на холмах над Лос-Анджелесом, но ржавые и покосившиеся. Мы и не знали, что запустение на фабрике грез достигало таких пределов. Как результат некоторые порнокартины тайком снимали в павильонах “Парамаунта”. Тут-то и подоспела “Глотка”, на которую ринулись так, что она стала самым рентабельным фильмом всех времен. При затратах в $25 000 она принесла $600 млн (“Титаник” – в три раза больше, но при затратах в $300 млн). Эти 600 значатся во всех рекламах “В глубокой глотке”. Но откуда взяты точные данные, непонятно: прокат фильма быстро попал под контроль мафии.
Революции, как известно, пожирают своих детей. “В глубокой глотке” – о том, что порнореволюционеров-художников сожрали тоже. Поскольку дело оказалось сверхприбыльным, то окончательно стало мафиозным. Сейчас в США каждый год снимают 11 000–12 000 порнокартин (против 400–500 “приличных”), но это уже, ясно, никакое не искусство. Политики объявили бизнес криминальным: создателей “Глотки” подвергли обструкции, главного актера чуть не арестовали. Общество с появлением видео и DVD стало потреблять порно в домашних условиях – тоже требуя от него отнюдь не авангардных ракурсов. Больше же всего фильму досталось от женщин, за свободу самовыражения которых он так ратовал. В 80-е феминистки объявили его фильмом, эксплуатирующим женщину как сексуальный объект. К осуждениям присоединилась затравленная Линда Лавлейс.
Короче, в 1972-м порнография была нормальной и здоровой. “Глубокая глотка” была арт-откровением про женщину, обнаружившую клитор у себя в горле и способную поэтому испытывать оргазм только от орального секса. Потом пришли извращенцы – политики, ханжи, мафиози и феминистки – и все опошлили.