Вокал – дело темное

Сергей Лейферкус покинул родной Санкт-Петербург и вместе с ним Мариинский театр в середине 1990-х. И с тех пор он входит в когорту лучших баритонов мира и куда более знаменит и востребован в Европе и Америке, нежели на Родине. Однако интервью “Ведомостям” он дал в Москве, где провел мастер-класс для московских студентов в рамках Международной школы вокального мастерства.

– Сейчас вы бываете в Москве чаще, чем в родном Петербурге…

– Просто чаще приглашают. У меня много проектов, связанных с Москвой. Только что закончился мастер-класс, скоро буду записывать диск Шостаковича для Deutsche Grammophon, в сентябре приеду, чтобы принять участие в концерте памяти Александра Меня. Если раньше друзей и знакомых у меня было больше в Питере, то теперь стало больше в Москве. Культурная жизнь Москвы сейчас на высочайшем уровне. Когда приезжаешь “оттуда”, это очень бросается в глаза.

– Но в Москве вы давно не пели в опере, а превратились исключительно в концертного певца…

– Как и все музыканты, работающие на Западе, я расписан на несколько лет вперед. И чтобы выкроить время для масштабного проекта в Москве, я должен отменить уже давно подписанные контракты, что по определению невозможно. Дело в том, что в ведущих оперных театрах мира репертуар планируется на три-четыре года вперед. К примеру, уже сегодня идет речь о том, что в 2009 г. я приму участие в постановке Metropolitan Opera вагнеровского “Кольца нибелунга” – буду петь Альбериха в “Золоте Рейна”. А Большой театр в лучшем случае думает максимум на два сезона вперед. Именно по этой причине, к примеру, я был вынужден отказаться от премьеры “Макбета”. У меня был обстоятельный разговор с дирекцией Большого. Театр прислал мне весь список своих оперных премьер на ближайшее будущее, предложив любую постановку на мой выбор. Но пока мы не можем договориться о сроках и названиях.

– Есть ли закономерность в том, что у вас нет настоящих взаимоотношений с когда-то родным Мариинским театром?

– Не знаю. Я, наверное, отношусь к тому типу людей, что могут, закрыв дверь, со спокойной душой сказать: это больше не мое. Восемнадцать лет – достаточный срок для того, чтобы оценить пребывание в стенах театра с собственных позиций. В последние годы, когда я лишь числился, но не пел и не получал зарплаты, эмоциональные и творческие связи с театром были почти разорваны. Поэтому, когда в 1994 г. мне сообщили, что я уволен, эту новость я воспринял довольно спокойно. К тому моменту стаж в 25 лет я уже выработал и мог спокойно уйти на пенсию, что формально я и сделал.

– За 15 лет жизни в Оксфорде вы уже стали англичанином?

– Я чувствую себя дома там, где мне хорошо. Но мы не часто бываем дома. И когда мы приезжаем, иногда я по три дня не выхожу из дома, даже в сад. Я просто наслаждаюсь тишиной и покоем. И мне ничего больше не нужно. Родина не там, где ты родился, а там, где твоя душа, твой язык.

– Теперь ваш язык английский?

– Я уже давно научился думать на английском. Это дает определенную фору в общении. Очень важно думать на одном языке с собеседником, потому что когда в разговоре наслаивается два или три языка, то полноценного контакта не получается. Но дома мы принципиально говорим только по-русски. У нас типично русский дом. И все соседи знают наши русские привычки. Мы даже понемногу перевоспитываем своих соседей, и довольно успешно.

– Сейчас, когда политическая составляющая в восприятии русских певцов на Западе ушла в прошлое, работать стало труднее, конкуренция стала жестче?

– С одной стороны, действительно, певцов больше, чем работы. И конкуренция очень высока в лучших театрах. С другой – хороших певцов не хватает. Так, если Владимир Галузин занят или болен, скорее всего, “Отелло” или “Пиковая дама” не состоится. Несколько человек пытались заполнить эту нишу, но дело закончилось провалом. Так что хороший певец без работы не останется.

– И все же сейчас в мире доминируют американские певцы…

– К сожалению. Но это закономерное следствие того, какое количество денег тратится на музыкальное образование в США – и в первую очередь в Нью-Йорке. Пожертвования, фонды поддержки молодежи – повсюду. Практически все образовательные деньги сосредоточены в Америке. Стоимость урока у вокального педагога достигает 250 долларов. Такие деньги даже не снились профессорам московской или питерской консерваторий. До тех пор пока в России не будет закона, по которому меценатство освобождается от налогов, у нас не будет высокооплачиваемых педагогов, способных выпускать прекрасных профессионалов.

– Выходит, деньги решают все?

– Деньги – это свобода. Не нужно думать о том, что завтра есть и одевать, где отдыхать и как найти деньги на необходимые тебе для работы раритетные записи и книги. Труд оперного певца – это очень серьезная и долгая подготовка, которая требует невероятных эмоциональных затрат и на сцене. Поэтому оперные певцы зарабатывают относительно хорошие деньги. У каждого профессионала есть уровень, ниже которого он не имеет права опуститься. У каждого своя ставка. А театры приглашают артистов в соответствии со своим бюджетом.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас оперные певцы все проще относятся к своему амплуа и все чаще обращаются к crossover?

– У каждого своя дорога. Ныне многие оперные певцы участвуют в самых разных проектах – от мюзиклов до рекламных роликов. И это не обязательно плохо. Я видел “Богему”, поставленную на Бродвее по всем законам мюзикла, и могу сказать, что это был отличный спектакль. Я считаю, что оперные певцы могут и должны заниматься подобными вещами. Это прекрасная возможность прочистить мозги, что-то переосмыслить, накопить сил для следующей работы. Весной 2006 г. меня ждет очень интересная работа в Токио – оперетта “Летучая мышь”. Предвкушаю несказанное удовольствие: наконец-то отдохну от партий злодеев, хотя буду выступать в роли директора тюрьмы. Нельзя ограничивать себя лишь рамками оперных театров. Необходимо постоянно расширять и свой кругозор и дать возможность более широкому кругу публики запомнить твое имя. Особенно молодые люди должны пробовать себя во всем. Никогда не знаешь, что тебя ожидает в будущем.

– Что обладателя прекрасного голоса превращает в выдающегося певца?

– Сумасшедшее здоровье и адская трудоспособность. По натуре я очень ленив, но я забыл, что это такое. Я отказывался от многих черт своего характера, прежде всего – “повышенной эмоциональности”, и абсолютно закономерно пришел к совершенно другим понятиям. Иначе невозможно было двигаться в профессии, входить в новую жизнь. В конце концов, все, что я делаю в жизни, я делаю для себя. Но я не могу сказать, что проснулся в один день знаменитым. Моя карьера выстраивалась очень медленно. Я тот человек, который сам себя скрупулезно создал, как Микеланджело свои произведения. Если у человека изначально в характере нет бойцовских качеств, то ему очень трудно. И я знаю очень многих талантливых певцов, которые просто складывали лапки. Но без борьбы нет победы. Никогда нельзя думать о себе, что ты уже всего достиг. Не достиг. Но очень хочется достичь.

– Чему главному вы стремились научить своих юных коллег во время мастер-класса?

– В отличие от многих педагогов, дающих мастер-классы, я не занимаюсь постановкой голосов. Я, наверное, скажу крамольную вещь, но вокал – дело темное. Достоверно узнать, что происходит в нашей физиологии в процессе пения, невозможно. У каждого певца все очень индивидуально, и в реальности универсальных рецептов еще никто не изобрел. Певцы работают на интуиции. Вообще, пока я не вижу себя педагогом. Преподавать круглый год для меня, наверное, было бы скучно. Я привык переезжать с места на место. А цель моего мастер-класса – работа над интерпретацией образа, чтобы молодые певцы научились выявлять главные вещи, подавать кульминации, чувствовать композиторский стиль.

– Вы же таким образом сами себе конкурентов растите…

– Знаете, почему сегодня Россия страдает от отсутствия оперных режиссеров? Потому что в свое время ни Покровский, ни Пасынков, ни кто иной, очевидно боясь конкуренции, не вырастили себе преемников. Так лучше я помогу, чем могу, и буду ходить в театр, получая удовольствие, а не сходить с ума от ревности. Я вообще не ревнив. У каждого человека своя судьба, которую не обманешь. Хочешь ты того или нет, все равно люди придут тебе на смену. Таков закон природы.