Семен Вайншток, президент “Транснефти”
– Они уже выровнялись. Мне кажется, мы совершенно прагматичны и честны. Я не стесняюсь сказать, что идея идти с Харьяги на Индигу не моя. Это идея [президента “ЛУКОЙЛа” Вагита] Алекперова, но мне она нравится. Но я категорически против, если какая-то компания хочет получить преференции. И неважно, как она называется – “ЛУКОЙЛ”, “Роснефть” или еще как-то, – я все равно буду против.
Президент “Транснефти” Семен Вайншток решил, что ему по плечу две “стройки века”. Трубопроводная монополия готова одновременно строить и Восточную, и Северную трубу. По мнению Вайнштока, компания легко профинансирует эти проекты, причем не идя на поводу у кредиторов.
– Несколько лет назад “Интеррос” продал свой пакет привилегированных акций “Транснефти”, но покупателя не раскрыл. На рынке считают, что часть пакета принадлежит структурам, близким к менеджменту монополии, и вам лично. Так ли это и знаете ли вы, кто владеет “префами” “Транснефти”?
– Мне владельцы совершенно неизвестны. На наших собраниях акционеров все время присутствовала какая-то адвокатская контора, которая представляла владельцев 18–19%-ного пакета. Не помню название. А кто фактически является владельцем, не знаю.
– И что, владелец никак не проявлял себя?
– Никак. Я вам совершенно ответственно заявляю – я их не знаю, они к нам не ходят.
– В этом году вы планируете сократить дивиденды на привилегированные акции в три раза, а на госпакет – в десять. Почему? Какой будет дивидендная политика компании в дальнейшем?
– У нас все годы была очень жесткая позиция: все, что положено по закону, мы обязательно выполним. Когда мы пришли в “Транснефть”, была такая коллизия: владельцы привилегированных акций не получали дивиденды. Мы сказали: это неправильно, потому что по закону они должны получить 10% нашей прибыли. Мы это выполнили. И политика останется прежней. 10% от заработанной прибыли мы будем отдавать на привилегированные акции. Что касается 75%-ного государственного пакета – в каждом конкретном случае будет принимать решение правительство.
– Но сумма дивидендов рассчитывается из прибыли головной компании и зависит от того, какую часть прибыли вы показываете дочерних. Как планируете распределять прибыль в дальнейшем?
– В прошлом году мы всего заработали порядка 41 млрд руб., из них головная компания – 5 млрд руб. Все зависит от того, насколько значимыми будут те технологические задачи, которые необходимо будет решать нашим “дочкам”. В этом году они были очень серьезными, полагаю, что в 2005 г. положение не изменится. И в ближайшие четыре года я их вижу такими же.
Что касается строительства Восточного проекта. Мы сегодня работаем уже на этом направлении. В этом году меняем более 300 км действующих трубопроводов. В следующем – еще больше. Это еще до того, как мы приступили к строительству Восточного трубопровода. Это очень большие задачи. И хотел бы подчеркнуть, что мы честны по отношению к нашим акционерам. Мы их два года предупреждали, что дивиденды будут снижаться, нам почему-то не верили. Мы все время им говорим правду, но они полагали, что у нас что-то есть в рукаве, что мы хотим от них скрыть.
– То есть прибыль головной компании будет на уровне 2004 г. в ближайшие четыре года?
– Я надеюсь, что мы сумеем сохранить ее на таком уровне.
– В конце прошлого года чиновники наконец определились со строительством Восточного трубопровода до Тихого океана. Какова стоимость этого проекта и будет ли он реализован полностью?
– Весь проект стоит $11,5 млрд. Думаю, он будет реализован целиком, но назвать вам точные сроки не сумею.
Мы полагаем, что с момента оформления всех необходимых документов, предваряющих начало строительства, нам необходимо порядка 26 месяцев на строительство трубы от Тайшета до Сковородино – это первый этап. Но согласования ТЭО, экспертизы, получение разрешительных документов – проблемные. И из-за них нельзя назвать точные сроки. Могу сказать, что пуск БТС (Балтийской трубопроводной системы. – “Ведомости”) в 60-миллионном варианте [мощностью 60 млн т в год] сорван минимум на четыре месяца только потому, что мы буквально неделю назад закончили оформление земли под нефтеперекачивающую станцию Сестрорецк. Теперь мы БТС пустим не в конце года, а в первом полугодии следующего. Так что не рискну назвать сроки. Но то, что мы будем делать быстрее, чем кто-либо другой, это точно.
– Сколько будет стоить нитка до Сковородино и планируете ли вы из этого пункта делать отвод до границы с Китаем?
– Мы полагаем, что порядка $6,5 млрд до Сковородино будет достаточно. Мы построим до Сковородино трубу мощностью 80 млн т и в этом пункте потеряем 30 млн, которые предполагается отправлять в Китай, а дальше на Находку двинемся уже с 50 млн т. Решение об отводе в Китай не принято, для этого необходимо решение правительства, но мы полагаем, что оно будет.
– Но сразу на 80 млн т труба до Сковородино не загрузится. Поэтому японские и китайские чиновники спорят, кто получит первую нефть. Куда пойдет нефть и в каких пропорциях на первом этапе?
– Сначала загрузка будет примерно на 30 млн т. Куда пойдет нефть, будет зависеть от Министерства промышленности и энергетики. Оно может принять решение, чтобы из 30 млн т ранней нефти 10 млн т отправить в Китай, а 20 млн т перевести на Находку, или 15 на 15. Это не дело “Транснефти”.
– Японские чиновники предлагают вам средства для финансирования трубопровода, но угрожают, что если первая нефть пойдет в Китай, то никаких денег не будет.
– Это правда. Они предлагают. Но давайте еще раз акценты расставим: они ходят и предлагают нам деньги, не мы ходим.
– Вы их хотите брать?
– Не хотим.
– Почему?
– Потому что японские инвесторы должны дать нам предложение лучше, чем остальные. Пока позиция Японии – “если нет, то”, а мы утверждаем, что финансировать “Транснефть” – это привилегия. Возможности у компании таковы, что без государственной гарантии, без каких-то комфортных писем, без залога привлечь $6–7 млрд на 15–20 лет для нас проблемы не составляет.
– А по какой ставке?
– Этого я вам не скажу до тех пор, пока не подпишу документы. Есть документ, обязывающий меня соблюдать конфиденциальность в этом вопросе.
– Вы уже на этапе подписания документов?
– Да, мы далеко продвинулись на этих переговорах.
– Речь идет о западных банках?
– Да, о синдикате западных банков, но есть и российский банк.
– Сбербанк?
– Я вам не расскажу фамилий. Фамилию Маршалла вы от меня не услышите. Я вам не скажу и форму заимствования.
– В Лондоне вы сказали, что у вас готовится необычный облигационный заем. Что это имелось в виду?
– Я такого не говорил. Просто мне был задан вопрос о евробондах, на который я ответил: а кто вам сказал, что это будут евробонды? Это могут быть американские, азиатские и другие ценные бумаги. А может, и кредит. Потом это интерпретировали как спецоблигации. Никакой спецоблигации не будет. Документы на восстановление народного хозяйства выпускать не будем.
– У вас не состоялся выпуск рублевых облигаций. Почему? Не хотите попытку повторить?
– Условия размещения и выпуска ценных бумаг были хуже, чем привлечение кредита. Мы заняли тогда у “Сбера” на очень хороших условиях.
Мы, с одной стороны, хороший, а с другой – неприятный заемщик. Мы в основном свои кредиты возвращаем раньше срока. Это сейчас проблема будет у Сбербанка.
– Где будете брать еще $5,5 млрд на второй этап “Востока”?
– Мы разбили проект на этапы, мы должны запустить первый, он должен начать работать и возвращать денежку и, возможно, обеспечить финансирование дальнейшего строительства. Вот потом и решим.
– Параллельно вы собираетесь строить Северный проект “Харьяга – Индига”. Он стоит $2,2 млрд. Где возьмете деньги?
– В той же тумбочке.
– Когда начнете строительство этого трубопровода?
– В мае правление приняло решение о том, что мы в форсажном режиме приступаем к реализации ТЭО этого проекта. Полагаю, к концу года мы должны получить ТЭО и представить его правительству. Если правительство скажет “поехали”, то мы поедем сразу.
– Параллельно сможете два проекта строить?
– Сможем.
– В прошлом году экспортные мощности “Транснефти” были заполнены не полностью. Получится ли заполнить новые трубы, особенно восточную на 80 млн т, учитывая, что месторождения Восточной Сибири еще не разрабатываются?
– Еще как получится! Необходимо обеспечить нашим нефтяникам возможность диверсификации направлений экспорта, чтобы не иметь транзитную зависимость, когда, допустим, через Украину идет 50 млн т и через Белоруссию 105 млн т. Необходимо нашим нефтяникам обеспечить возможность выбирать. И второе. Во всем мире трубопроводы работают в режиме 85% загрузки. Мы работаем со 100%-ной загрузкой, иногда до 112%.
– Как это?
– Мы применяем антитурбулентные присадки и работаем в режиме, который не должен и не может продолжаться длительное время. Как только у нас появятся отдушины, мы немедленно сбросим эти давления и скорости.
– А через Украину и Белоруссию предлагаете качать меньше?
– Качать будем, но выбор должен быть.
– На прошлой неделе “Транснефть” и наших нефтяников обвинили в том, что они ограничивают поставки нефти на Украину. Как вы оцениваете такие заявления и действительно ли сократились поставки нефти в эту страну?
– “Транснефть” – технологическая компания и совершенно аполитична. Мы перевозчики. По сути, железнодорожники. Нам в вагон положили 100 банок консервов, и мы их повезли. Привезли и сдали. Сегодня рассматривается вопрос следующим образом: почему, “Транснефть”, не везешь 200 банок консервов? А нам их никто не положил. Нефтяники нам диктуют: пожалуйста, на этот завод перекачайте 100 000 т нефти. Оформили маршрутные документы, выполнили все таможенные формальности, заплатили нам денежку, и мы поехали. Но если вы заказали у меня 100 000 т, а мне кто-то говорит, что ему хочется получить 200 000, я спрашиваю, чьей нефти? Это совершеннейшее заблуждение наших украинских друзей, что “Транснефть” каким-то образом сдерживает поставку нефти. Ни в коем случае! У нас есть оформленные маршрутные документы, которые говорят: мы получили заказ на миллион тонн, а вы просите полтора. Что может сделать “Транснефть”? Ничего.
Да, поставки сократились, потому что Лисичанский завод на ремонте, Херсонский на ремонте, на Кременчугский завод поставки сократились. Сейчас обратилась к нам “Татнефть”, и, несмотря на принятые формальности – мы после 15-го числа не принимаем никаких заявок на текущий месяц, это связано с технологическим процессом, – мы приняли у нее дополнительную заявку с учетом проблем и сложностей, которые сейчас на Украине.
– Какую добычу нефти вы прогнозируете в этом году на ближайшую перспективу?
– Темп роста добычи резко замедляется. Мы полагаем, что где-то 4% годовых рост будет в 2005 г. Дальше сложно сказать. Много месторождений Западной Сибири находится в решающей стадии разработки, и громадные резервы есть. Еще столько не вовлеченных в разработку месторождений, так что у меня прогноз очень положительный.
– Как вы оцениваете последствия дела “ЮКОСа” для страны, для российского рынка?
– Думаю, что это пример частного решения, не думаю, что это повлечет за собой какие-то последствия для остального бизнеса и рынка.
– История с “ЮКОСом” может повториться?
– Не думаю.
– А возможен ли передел нефтяного рынка в стране?
– Передел все время происходит, вы просто этого не замечаете. Если бы мне кто-то сказал два года назад, что появится компания с 15 млн т добычи в год, я бы посмотрел на него как на не очень умного человека. Но “Русснефть” шагает такими темпами. Причем, обратите внимание, без скандалов, на мелких месторождениях, цивилизованным способом. Скупает компании, приходит с передовым менеджментом и работает. Так что передел происходит все время. Просто мы понимаем под переделом только стрельбу и захват офисов. В таком смысле передела, я думаю, не будет.
– А как относитесь к идее внести в закон о недрах положение о том, чтобы не допускать иностранцев к стратегическим месторождениям?
– Скажите, сколько иностранных компаний работают в США по добыче нефти? Думаю, что не много. Так что все правильно.
– А это не отпугнет иностранцев, желающих инвестировать в страну?
– Не отпугнет. Приведу пример. У меня были встречи с южнокорейскими коллегами. Они очень хотят прийти на разработку месторождений, на строительство трубы. А я им предлагаю следующее: у “Транснефти” есть два сельскохозяйственных предприятия. Объективно убыточных. Давайте сделаем с вами СП, вы признанные специалисты в мире, по сельскому хозяйству, по овощеводству: лук, капусту, морковь – это вы умеете делать хорошо. Давайте попробуем сначала так, познакомимся. Они мне отвечают: да, конечно, это очень перспективно, а как насчет месторождений? Они хотят прийти туда, где и без них все нормально.
– А как относитесь к идее Минприроды создать национальную госкомпанию по разработке шельфа?
– У российских компаний сегодня силенок для шельфовых разработок маловато, так что такая компания может помочь. Она может работать и на базе какой-то государственной компании.
– А как относитесь к амбициозным планам “Газпрома” в нефтянке и не опасно ли для экономики страны иметь такого нефтегазового монстра?
– Я всегда приветствую амбициозные планы.
– Как монополист монополиста вы их понимаете?
– Я бы не так сказал. То, что мы можем сделать в той нише, которую монопольно занимаем, быстрее и дешевле нас не сделает никто.
– Но вы при этом нефть не добываете, а “Газпром” газ и добывает, и прокачивает.
– Это так, но, если у него есть амбициозные планы, я их только поддерживаю. У меня было в свое время такое желание – взять какое-то месторождение и показать: вот смотрите, как можно нефть добывать.
– Не обидно, что вам не дали? “Газпрому” позволили, а вам – нет.
– “Газпром” – добывающая компания, а мы только транспортная. Это было бы такое пересечение интересов… У “Газпрома” тоже пересечение, зачем плодить новое?
– Вы уже отказались от идеи добывать нефть?
– У нас так много работы по трубопроводным вопросам, так много дел, что и так надо напрягаться, чтобы пупок не развязался.
– Но нефть вы все-таки продаете – излишки, которые появляются в трубе из-за неточности приборов. Сколько в прошлом году продали и куда направили деньги?
– Я даже не помню… К сожалению, излишки уменьшаются. Точность приборов у нас и у нефтяников улучшается. А деньги идут на благотворительность.
– Что за благотворительность?
– Мы несколько лет назад профинансировали спектакль. И вот руководитель театра говорит: вот мы развесим везде, что вы являетесь спонсорами и только благодаря вам случился этот прекрасный спектакль. На это я сказал: условием спонсорского взноса является то, что нигде ни логотипа компании, ни слова о том, что мы профинансировали это мероприятие, не появится.
– Но в Мариинке “Транснефть” и вы лично в числе спонсоров указаны?
– Это правда. И я лично, и “Транснефть”. Это правда. Я дружу с [художественным руководителем и директором театра Валерием] Гергиевым. “Транснефть” там участвует, потому что на этом направлении спонсорскую помощь не украдут, не пустят не на то, на что просят.
– Почему вы не рассказываете об этих проектах?
– Был конкурс автомобильной рекламы, на который вместо рекламных плакатов автомобилей Mercedes представили пустой лист бумаги. Спросили, почему вы приехали без экспозиции? Ответ был таким: а Mercedes реклама не нужна. Мы – “Транснефть”, и нам тоже не нужна реклама. Кстати, когда я принимаю на работу, я ставлю условие: о “Транснефти” не болтать – ни плохого, ни хорошего.
– Вы в сентябре заключили контракт еще на три года, чем потом собираетесь заниматься?
– Пути господни неисповедимы, их еще надо пройти, эти три года. Я вам расскажу одну деталь. После того как было принято решение по восточному направлению, я собрал своих коллег и говорю: пошли на Восток – давайте мобилизационные планы, сетевые графики и т. д. Все, поехали! Сроки, время, исполнение, высадка десанта по изыскателям – все должно быть по регламенту. А потом смотрю и не вижу огня в глазах. Спрашиваю, что случилось? Они молчат. А потом: Семен Михайлович, пять лет в галопе. Мы уже потеряли трех наших товарищей, они умерли просто. Хотя бы год на рысь, говорят, перейти. Я им сказал: вы молодые люди, я работаю в режиме даже, может, более напряженном, чем вы, вам не стыдно? И все пошли, поехали. Так что три года – это и много, и мало. Трудно сказать, как оно сложится.
– В любом случае, думали ли вы о том, что будет после “Транснефти”? Думали перейти на рысь?
– Знаете, есть такое: поменял режим и умер.
– А вообще чем занимаетесь, кроме “Транснефти”?
– Ничем. Работаю. Я сейчас вышел проводить моего коллегу из Казахстана. Выхожу, а он мне говорит: у вас такое красивое здание напротив, что здесь? Я поймал себя на мысли, что ничего не знаю. Не знаю, что возле меня. Я уже шесть лет в Москве, но ничего здесь не знаю, я только работаю.
– А собственный бизнес у вас есть?
– Да, конечно. У меня дача, там у меня огурчики есть всякие… Это весь мой бизнес... Какой может быть еще бизнес при таком режиме работы? Ведь если вы владелица кафе и каждый день не следите за кассой, то через три месяца прогорите. Так что если бы был какой-то бизнес и я бы им не занимался ежедневно, то у меня бы уже этого бизнеса не было. В таком случае его лучше не начинать.
– Хотели же нефть добывать…
– Это для души. Когда я с нефтяниками разговариваю, мне с ними очень легко, потому что я из них, я оттуда. А добыча нефти – это не специальность, это болезнь. Поэтому хотелось взять и показать, как можно работать.
– А почему так получилось, что с компанией, откуда вы пришли, – “ЛУКОЙЛом”, у “Транснефти” непростые отношения?
Я думаю, “ЛУКОЙЛ” в конце концов это понял. Просто в свое время я пришел и сказал Алекперову: пока я работал в “ЛУКОЙЛе”, я максимально работал в пользу этой компании, но как только я перешел сюда, я буду максимально работать на государственную компанию. И все, что было вчера, осталось за бортом.
– А что думаете насчет предложений объединить вас с “Транснефтепродуктом”, которые высказывал Алекперов?
– Если собственник примет решение объединить нас с кондитерской фабрикой, мы объединимся.
– Когда вы выбрали в Питере здание бывшей школы под офис, ее ученики устроили пикет. Решили эту проблему?
– Офис еще не открыли. Там ситуация следующая: есть разрушающееся здание школы, откуда всех уже выселили, там опасно, там грибком поражены все стены. Я был в классах, спортзале, учительской, прошел всю школу. Там просто детям нельзя находиться, это правда. Несомненно, мы ее снесем. Эту школу строили пленные немцы. Безалаберно сделано, некачественно. В установленном законом порядке двигаемся, но пока еще не подписали бумаг.
– Налоговые органы стали предъявлять претензии и госкомпаниям. Вам не предъявляли?
– Нет, вы знаете, к нам претензий нет… Сами мы перманентно находились в судебных тяжбах с налоговиками за невозвращенный НДС, но сейчас, боюсь сглазить, налоговая наладила работу, а мы стараемся тоже их не подводить. Мы государственная компания, и если я ушел от налогов, то ни я, ни менеджмент от этого ничего получить не сможем. Вот частная компания может, а мы нет. Поэтому и нет интереса нам уходить от налогов.