ИНТЕРВЬЮ: Минтимер Шаймиев, президент Татарстана


КАЗАНЬ – Столица Татарстана напоминает большую стройку. Город спешно готовится к празднованию своего тысячелетия. Центр Казани возводят заново: ветхие строения сносят, старинные – обновляют. Их жителей переселили в многоэтажки на окраине. “Недовольных мало, ведь в отдельных домах в центре даже водопровода нормального не было”, – утверждают местные чиновники.

Проехать по центру Казани непросто – всюду ремонтные работы. Перекопана даже территория Казанского кремля. “Зато будет столица не хуже вашей, да и Санкт-Петербург переплюнем”, – надеются казанцы. Главное – успеть к осени, когда на торжества съедутся гости со всего света.

Впрочем, городу уже есть чем удивить заморских гостей. В конце июня в Казани откроют соборную мечеть Кул-Шариф, сожженную в 1552 г. войсками Ивана Грозного. На торжества ожидаются лидеры исламских государств.

В республике любят подчеркивать свою самостоятельность, “отдельность” от остальной России, но к полной независимости не стремятся. “Россия – это Золотая Орда, татары живут везде, а не только в Татарстане, так зачем нам отделяться?” – улыбаясь, спрашивает советник татарского президента Рафаэль Хакимов. Вольно мыслит и бессменный президент Татарстана Минтимер Шаймиев. В интервью “Ведомостям” он объяснил, почему недоволен губернаторской реформой, которую инициировал лично Владимир Путин, попенял на ошибки коллегам по “Единой России” и высказался за то, чтобы правительство страны формировала партия, победившая на выборах в парламент.

– Вы были одним из немногих, кто посмел критиковать президентскую инициативу по отмене прямых выборов губернаторов. Вы остаетесь при своем мнении?

– Думаю, все признают, что отмена прямых губернаторских выборов – это определенный отход от демократических норм формирования региональных властей. С другой стороны, у нас большая страна с огромными территориями и плохой управляемостью. В отдельных регионах просто чудеса творятся: где-то котельная не работает, где-то нет питьевой воды. В таких условиях часто к власти приходят популисты, которые не могут создать элементарные условия для жизни людей. Поэтому со стороны президента это, наверное, была вынужденная мера. Хотя я по-прежнему считаю, что президент не должен распускать региональный парламент, если тот даже дважды отклонит предложенную им кандидатуру на пост губернатора. Ведь парламент – последний оплот воли народа.

– Почему вы не стали дожидаться истечения срока своих полномочий и досрочно поставили вопрос о доверии?

– Я неоднократно заявлял, что на новый срок избираться не буду. Но президент предложил мне продолжить руководить республикой. У него были веские аргументы, и я дал добро. С учетом нового порядка избрания я не хотел дожидаться момента, когда будет запущена процедура формирования списка кандидатов. Считаю, что это не для меня, у меня никогда не было проблемы, как избираться. Ведь в таких случаях начинается преждевременная политическая возня. Поэтому я так и сказал президенту, что если уж мне оставаться, так лучше решение принять сейчас, что он и сделал.

– Означает ли это, что вы можете уйти раньше срока и уже готовите себе преемника?

– Нет, не означает. Хотя я всегда готов уйти, ведь я всю жизнь у власти. И за все годы работы у меня было и есть взаимопонимание с абсолютным большинством населения. Разбрасываться доверием безнравственно. А вопрос преемника всегда существует и занимает немалое место в размышлениях. Правда, по большому счету в Татарстане такой проблемы нет, главное – правильный выбор сделать, а ребята подготовленные у нас есть.

– Но ведь теперь при выборе преемника придется учитывать и мнение федерального центра...

– Я уверен, что власть в Татарстане будет формироваться с учетом моего мнения. И если кандидат будет навязываться извне, это просто не пройдет через парламент при том взаимопонимании Госсовета и президента в республике, которое есть сейчас. Ведь мы не перекладываем свои проблемы на центр и в пределах своих полномочий все решаем самостоятельно. Считаю, такие регионы достойны уважения.

– А вы готовы сейчас назвать людей, которые могут претендовать на пост вашего преемника?

– Как уже сказал, к счастью, они есть.

– Но конкретных людей можете назвать?

– Нет.

– Почему?

– Назвать – значит навредить уважаемому человеку...

– Да почему же? Можно назвать несколько фамилий и создать равные конкурентные условия.

– Это была бы медвежья услуга. Даже если ты на 99% уверен, что хочешь видеть преемником того или иного человека, и то нужно подождать. Иной раз смотришь – столько положительных качеств у человека, а вот все равно какое-то сомнение остается. И я часто ловил себя на мысли, что если не прислушаться к внутреннему голосу и ориентироваться только на перечисление положительных качеств, то потом это, казалось бы, незначительное сомнение и становится доминирующим. Говорят, что я принимаю кадровые решения внезапно, но это оправданно. Ведь я обнародую решения только тогда, когда все продумал. Нельзя человеку заранее объявлять, что он займет какой-то важный пост. У него же семья, окружение, он беспокоиться начнет. Так что пусть лучше спокойно работает, пока не будет принято решение. Но в целом к кадрам надо очень бережно относиться. Хороший руководитель, хороший служащий – это капитал.

– Президент решил поправить губернаторскую реформу и предлагает отдать партиям право выдвигать кандидата в руководители региона. Эта мера смягчит реформу?

– Это правильное решение, хотя, чтобы такая система действовала, нужно развивать реальную многопартийность, а сами партии должны быть самостоятельнее. Еще на выборах в Госдуму в декабре 2003 г. я выступал за то, чтобы парламентское большинство формировало правительство. Хотя тогда я и не знал, какие результаты покажет “Единая Россия”. К сожалению, мы на это не пошли и сейчас пожинаем плоды: правительство пишет законы, а “Единая Россия” их беспрекословно принимает, даже если они ей и не нравятся. И только когда после монетизации льгот люди вышли на улицу, мы задумались над тем, что партия не должна полностью идти на поводу у правительства. Сейчас мы стали более разборчивыми. А вот если правительства на разных уровнях власти будут формироваться партиями, то они и будут отвечать за все, а значит, более внимательно станут относиться к своим решениям. Если партия не справляется, ей придется уйти – на смену придет другая. Так мы добьемся реальной многопартийности.

Но нужно при этом развивать не только федеральные партии, но и региональные общественные движения. Ведь без их мнения не всегда удастся учитывать интересы регионов. У нас есть общественная организация “Татарстан – Новый век”, которая отражает интересы татарстанского общества, его особенности. Мы стараемся ее поддерживать, чтобы не было диктата федеральных партий и федеральной власти.

– Вас не настораживают процессы, которые сейчас происходят в “Единой России”: формирование левой и правой платформ, так называемая внутрипартийная дискуссия?

– Нет. Сейчас политическое поле размыто: правые разрознены и не могут найти единого лидера, на левом фланге – неопределенность. Это не могло не отразиться на умах “единороссов”. В партии появились приверженцы правых и левых идей, но я не считаю, что это раскол. Не нужно бояться внутрипартийной дискуссии. Моя позиция заключается в том, что “Единая Россия” должна быть правоцентристской партией. Ведь мы поддерживаем курс реформ, направленных на либерализацию экономики и обеспечение прав и свобод граждан.

– Каковы перспективы “Единой России” в 2007 г.? Удастся ли партии сформировать большинство в парламенте, который будет избираться только по партийным спискам?

– “Единая Россия”, идя к выборам 2007 г., должна руководствоваться задачей-максимум – победить так, чтобы сформировать свое правительство. Просто нет времени, чтобы успеть сделать это на выборах в 2007 г. К сожалению, особенно в первое время после выборов были серьезные упущения, партия слишком часто безропотно голосовала за ущербные правительственные законопроекты и начала терять доверие граждан. Думаю, что прозрение наступило, отныне мы будем действовать, осознавая свою ответственность за дела страны и ее граждан, как партия парламентского большинства.

– Как продвигается работа по подготовке договора о разграничении полномочий между Татарстаном и федеральным центром?

– Пока рано говорить, что удалось, а что нет. У нас остаются разногласия, в том числе по вопросу перевода татарской письменности на латиницу.

– Москва не готова разрешить вам латиницу?

– Здесь вопрос не в выборе письменности, а в праве народа. Хотя я прекрасно понимаю, что если мы перейдем на латиницу, то разделим татар, которые живут в Татарстане, и тех, которые живут в регионах России. И мне-то как раз кажется, что это недопустимо. Но тогда вы можете спросить, почему же этот вопрос так актуален. Впервые он возник на Всемирном конгрессе татар. Наши соотечественники из дальнего зарубежья подняли этот вопрос, сославшись на то, что знают татарский язык и пользуются латиницей. Тогда конгресс их поддержал, а потом необходимый закон принял и парламент. Мы, конечно, ищем выход из этой ситуации, но пока вопрос остается слишком болезненным.

– А что мешает Москве позволить вам перейти на латиницу? В Кремле боятся усиления националистических тенденций?

– Этот вопрос слишком политизирован. Есть, наверное, страх перед распадом страны, усилением притязаний национальных образований. По-прежнему тяжелой остается ситуация в Чечне. Но федеральному центру следует на уровне продуманной государственной национальной политики считаться с интересами народов, населяющих исторические земли. Ведь Россия не унитарное государство. Тем более что абсолютное большинство национальных республик, их народы ведут себя гораздо спокойнее, чем в отдельных регионах, где, к сожалению, наблюдается размах национал-шовинизма по отношению к лицам кавказской или иной национальности. Взаимоуважение, доверие, терпимость – основа нашего общежития. Нам этим нужно дорожить.

– При подготовке договора вам удалось отстоять дифференцированную ставку налога на добычу полезных ископаемых для “Татнефти”?

– Да, сейчас есть договоренность по этому вопросу. В Татарстане многие месторождения эксплуатируются уже более 60 лет. В сутки компания с одной скважины добывает порядка 3,8 т нефти, тогда как на севере страны нефтяные компании добывают 18–20 т, да и нефть там более качественная. А мы работаем постоянно на грани фола. Ведь если цены на нефть упадут, то у нас часть скважин сразу станет нерентабельной. Поэтому нам дифференцированная ставка налога просто необходима. Хорошо, что это понимает президент страны, отсюда и подвижки к решению этой судьбоносной для ряда регионов проблемы.

– Вы поддерживаете зарубежную экспансию “Татнефти”?

– Конечно. Наши нефтяники имеют огромный опыт. Они ведут работы в Иране. Правда, в Ираке сейчас деятельность “Татнефти” приостановлена.

– Не опасаетесь ли вы, что будут проблемы с украинскими активами “Татнефти” с учетом угроз новой власти провести деприватизацию?

– Я убежден, что Украина будет следовать демократическим принципам и международным нормам. Поэтому я не думаю, что произойдет какая-то национализация. Даже Америка не поддержит такой подход со стороны украинцев. К тому же президент Украины Виктор Ющенко – человек подготовленный. Он неплохо знает экономику и понимает, что, несмотря на перекосы во время приватизации, нужно договариваться с компаниями о правилах дальнейшей работы. К тому же к нашей компании у властей пока нет особых претензий.

– Известные в Татарстане предприниматели – бизнесмены Хайруллины активно инвестируют в сельское хозяйство республики. Вам известно, какой объем средств они готовы вложить в эту отрасль, и готовы ли вы поддержать их проекты?

– Эти ребята ведут положительно агрессивный бизнес. Без чьей-либо помощи они сделали одну из самых мощных пивоваренных компаний, которая стала приносить хорошие доходы не только в наш, но и в федеральный бюджет. Они действительно богаты. Перед тем как пойти в село, они и со мной советовались неоднократно, ведь для этого нужно быть очень смелым человеком. Но они идут уверенно, используют самые передовые технологии. Они решили сориентироваться на производство молока и зерна. И уже вложили более 5,2 млрд руб. К тому же они налаживают свою переработку, самостоятельную сеть сбыта. Думаю, года через три у нас и село прочно встанет на рыночные рельсы.

– Непростая ситуация складывается на КамАЗе. Предприятию до сих пор не удалось привлечь иностранных инвесторов. Что не устраивает иностранцев? Или вы такую задачу перед собой не ставите?

– Тут нужно историю вспомнить. В начале перестройки на заводе случился масштабный пожар. КамАЗ нужно было восстанавливать, а спроса на автомобили не было. И тогда руководство завода приняло решение взять кредит у ЕБРР [Европейский банк реконструкции и развития] в размере $130 млн. Можете себе представить, весь завод был заложен под кредит, но не многие об этом знают. И когда мы стали немного приходить в себя, поняли, что обстановка на заводе, где когда-то работало почти 100 000 человек, сложилась тяжелейшая. Я тогда сам занимался заводом безвылазно. Мы и к экс-президенту России Борису Ельцину ходили, и к Путину, с правительством вели работу. И наконец нам все же удалось избавить завод от залога, реструктурировать эти долги с помощью правительства, российских банков и т. д. Большую роль, например, сыграл Внешторгбанк.

– Какую?

– Тогда нужно было купить или засчитать фактически неликвидные акции завода. Вот они их и взяли, но крепко помогли нам тогда.

– А какая доля сейчас у Внешторгбанка?

– Порядка 17%.

– Банк планирует ее увеличивать?

– Думаю, что да. Правительство Татарстана также сохраняет определенное влияние на завод. Ведь одна из главных задач КамАЗа – чтобы город жил, чтобы люди зарплату получали.

Но сейчас наметилось оживление в экономике страны, и спрос на “КамАЗы” стал расти. Мы постепенно завоевываем новые рынки, вышли впервые на суточную работу. Конечно, до того, чтобы выпускать проектных 120 000 машин в год, нам уже не добраться. А вот к тому, чтобы делать 30 000 машин, мы уже подошли, и одна треть у нас идет на экспорт. К тому же мы восстанавливаем сервис по всей России и странам СНГ. В этом наше конкурентное преимущество.

Вопрос о приходе иностранного капитала обсуждаемый. Но надо помнить, что от завода зависит жизнь полумиллионного города – Набережных Челнов. А любая частная компания стремится к радикальной оптимизации. Поэтому вопрос непростой. К тому же в мире нет недостатка в грузовых автомобилях – конкуренция серьезная.

– Кроме КамАЗа правительство Татарстана контролирует и другие крупные предприятия республики. Не планируете их приватизировать?

– Блокирующие пакеты мы имеем только в стратегических предприятиях нефтяной, нефтехимической промышленности. И думаю, что на сегодняшний день это разумно, учитывая, что оценки финансового рейтинга республики и бюджетообеспеченности неплохие, кредиты обслуживаем. И мы пока не видим смысла избавляться от блокирующих пакетов. Мы же не для того эти доли сохраняем, чтобы дивиденды получать, а чтобы, объединив в холдинги, инвестиции привлекать. Тем более что мы освободили эти компании от социальной инфраструктуры.

– Вы неоднократно критиковали идею создания Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК). Что будет с Казанским вертолетным заводом при слиянии авиационных активов?

– На совещании в Жуковском президент встречался с руководителями авиакомпаний и лично одобрил слияние. Я не отрицаю саму идею, но сомневаюсь, что мы созрели для такого шага. У нас сложились мощнейшие конструкторские бюро, потом на их базе возникли авиационные заводы. То есть создавались индивидуальные компании со своим талантом, опытом. Ведь очень непросто иметь собственные технологии, разработки и производственную базу, и это при том, что государство очень мало помогает. И сливать это все в одну компанию очень непросто. Мы, например, в республике взяли всю нагрузку на себя и за счет собственного бюджета успели поднять новые модели самолетов и вертолетов. А про холдинг пока только больше говорят. В ходе обсуждения никто так и не доложил президенту о бизнес-планах. Да и денег из государственной казны на лизинг [российской авиатехники] пока выделяется очень мало. В масштабах холдинга они будут просто распылены, и мы потеряем возможность начать масштабное производство уже освоенных новых самолетов. Поэтому, может быть, [государству лучше] более сильные авиакомпании подобрать и помогать им быстрее развиваться. Главное – помнить, что Россия не может без самолетостроения и не имеет права его терять.

– Тем не менее вы допускаете, что казанский завод войдет в ОАК?

– Конечно. Я просто высказываю свои опасения, но не выступаю категорическим противником. И надеюсь, что во многом в вопросе создания единой компании ошибаюсь.