Новый Путин
Три года назад казалось, что ответ на вопрос “Кто такой господин Путин?”, впервые заданный в Давосее зимой 2000 г., получен раз и навсегда. Экономисты признали его “западником” и приверженцем реформ. Их не смущали ни война в Чечне, ни борьба Кремля с Борисом Березовским и Владимиром Гусинским.
Но уничтожение “ЮКОСа” и обвинительный приговор его бывшим владельцам Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, активизация налоговиков, отмена губернаторских выборов – заставили инвесторов задуматься.
Аналитик J.P. Morgan Chasе Майкл Маррезе в свежем докладе об экономической политике России “Привлекательность шизофрении” рисует новый портрет Путина. У президента мало “собственных стратегических идей”, уверен Маррезе. Путин – “патриот/националист, который хочет, чтобы Россию уважали”. Он не любит становиться на одну из сторон в спорах между приближенными к нему силовиками, реформаторами и олигархами. Путин “сознает, что его правительство неэффективно”, но, пока достаток населения растет, работа кабинета его особо не беспокоит. Все это подсказывает Маррезе, что правительству Михаила Фрадкова вряд ли грозит скорая отставка. У Фрадкова есть лишь один враг – инфляция, и он легко может быть уволен, если Путин решит, что рост цен подрывает его популярность.
Маррезе считает Путина зацикленным на “мнении народа”, то Питер Бэйкер и Сьюзен Глассер, авторы вышедшей в начале недели книги “Кремль на подъеме – путинская Россия и конец революции”, рисуют образ лидера, уверовавшего во всемогущество телевидения. Работая над книгой, они опросили десятки чиновников, бизнесменов и политиков – “бывших” и действующих. Путин имел обыкновение каждый вечер после работы просматривать выпуски новостей в записи, чтобы утром поделиться в Кремле впечатлениями, рассказал авторам анонимный чиновник, которого они называют одним из “ближайших помощников” Путина. Один из источников Бэйкера и Глассер видит в “телемании” Путина ключ к отставке премьера Михаила Касьянова. Он рассказал журналистам, что Путин опасался оставить в руках Касьянова “телевизионную кнопку” на тот случай, если бы президентские выборы пришлось переигрывать заново из-за низкой явки избирателей.
Слабость Путина к телевидению подтверждает Березовский, который в 1999 г. поддержал передачу власти от Бориса Ельцина новому лидеру. После гибели подлодки “Курск” президент “прочитал мне лекцию о важности телевидения, в которой потребовал вернуть 49% ОРТ, а завершил ее словами, что намерен лично управлять ТВ, которое смотрит 98% российской аудитории”, вспоминает Березовский свою последнюю встречу с Путиным.
Инвестиционное сообщество стало более цинично оценивать действия Путина, так что рассуждения Маррезе выглядят даже запоздалыми, говорит экономист крупного западного инвестбанка. Рори Макфаркхар из Goldman Sachs еще в октябре 2004 г. пытался понять, какой из трех образов президента ближе к реальности: “Путин-клептократ”, стремящийся присвоить собственность старых олигархов, “Путин-патриот”, желающий либерализовать экономику и усилить институты государства, или “авторитарный Путин”, ценящий экономический рост лишь как средство укрепления собственной власти. Тогда Макфаркхар признал Путина “авторитарным патриотом”. А недавно аналитик придумал, как объяснить разрыв между либеральными декларациями президента и его антилиберальными действиями: “Путин уважает технократизм либеральных специалистов, готовящих для него речи, – мы называем их “головой Путина”, – но его сердце – совсем другая группа чиновников, с националистическим подходом к внешней политике и авторитарным взглядом на экономику”.
Впрочем, новая мифология Путина не отвращает инвесторов от России. “Демократия заботит журналистов, а бизнесменов волнует соотношение прибыльности и рисков: если оно будет самым выгодным в Судане, то мы будем работать там”, – говорит управляющий директор по СНГ Hypovereinsbank Питер Келле. А Питер Вестин из “Атона” говорит, что, несмотря на все причуды руководства, Россия становится все более привлекательной для иностранных инвесторов: “Реформы, хоть и медленно, но идут”.