“Я попал на одну афишу с Антониони”


Успех пришел к Стивену Содербергу мгновенно: уже первый его фильм – независимый эксперимент “Секс, ложь и видео” – получил “Золотую пальмовую ветвь” в Каннах. Впоследствии режиссер без труда взял кассу и с наскоку покорил Американскую киноакадемию, в один год получив две номинации на “Оскара” (за “Траффик” и “Эрин Брокович”) – и одну статуэтку. Развлекая публику высокобюджетными актерскими капустниками про “Друзей Оушена”, Содерберг не отказывается и от своих интеллектуальных амбиций: в 2002 г. он снял арт-хаусный до невозможности фильм “Во всей красе” (Full Frontal), а на последнем Венецианском фестивале представил сборник “Эрос”, в котором поставил среднюю новеллу.

Жанр режиссерского сборника был придуман в качестве наказания за человеческое любопытство. Искусственно придуманные замыслы продюсеров возбуждают зрительский интерес, который, как правило, карается чувством разочарования. Взять хоть недавний двухсерийный проект “На десять минут старше”, хоть сорокалетней давности фильм “Боккаччо-70”, в котором перед Феллини, Висконти, Де Сикой и Марио Моничелли стояла та же задача, что и перед авторами “Эроса”, – дать свою интерпретацию сексуальности.

“Эрос” самым очевидным образом затевался как дань уважения последнему из великих итальянских режиссеров XX в., однажды обронившему, что “снимать для него – значит жить”. В своей новелле девяностолетний Антониони сбивчиво рассказывает историю о непонятных взаимоотношениях семейной пары на берегу моря. Кар-Вай в очередной раз листает свой дежурный глянцевый журнал, на каждой странице которого – Гон Ли в ретро-антураже. Расчетливый Содерберг на этом фоне выглядит молодцом – его новелла о клерке (Роберт Дауни-мл.) на приеме у психоаналитика оказывается единственной относительной удачей сборника.

Накануне долгожданной премьеры картины в России Стивен Содерберг ответил на вопросы “Ведомостей”.

– Что привлекло вас в этом искусственном продюсерском проекте?

– Возможность оказаться на одной афише с Антониони.

– Вы обсуждали детали с ним и Вонгом Кар-Ваем?

– Нет, я понятия не имел, что делают другие. Долго размышлял: что бы такое снять? Сначала хотел написать сценарий на спортивную тему: атлеты – это концентрированная эротика. Одно было известно точно: моя новелла будет центральной. В конце концов я пришел к выводу, что Кар-Вай и Антониони наверняка снимут что-нибудь серьезное. Поэтому я решил сделать комедийный эпизод, такой кусок масла в этом бутерброде.

– В вашем фрагменте вы рассказываете о психотерапевте и его клиенте. Использовали свой личный опыт?

– Нет, личный опыт одного моего друга.

– А вы к ним когда-нибудь обращались?

– Конечно, обращался. Мне очень повезло – это была не напрасная трата денег и времени. Герой Роберта Дауни описывает психотерапевтов как людей, которые “продают тебе же тебя самого”. Так оно и есть. Но я знаю, как помогает иногда объективный взгляд со стороны. Врач не коррумпирован вашими эмоциями, он беспристрастен.

– Вы сняли черно-белый фильм, но сон, который описывает герой, сделали цветным. Почему?

– Для контраста, чтобы провести границу между сном и тем, что реально. Или якобы реально. Забавно, в процессе съемок я много думал об Антониони. Это был один из первых режиссеров, установивших тотальный контроль над цветом: у него не было случайных красок. Разумеется, я слышал все эти истории про то, как он раскрашивал улицы и деревья, когда снимал “Красную пустыню”, – чтобы добиться нужного оттенка. Для сцены сна я построил три абсолютно идентичные комнаты – синюю, желтую и красную. Но эффект оказался разрушительным. Ты все время думаешь: “Подождите минуточку – а что этот цвет означает для сюжета?” Поэтому после монтажа осталась только синяя комната.

– “Вне поля зрения”, “Секс, ложь и видео”, “Эрос” – вы во многих фильмах затрагиваете тему сексуальности. Насколько она важна для вас?

– В жизни самых творческих моих знакомых секс и сексуальность играют огромную роль. Иногда в форме отрицания. В любом случае для них это что-то важное, едва ли не центральное, то, о чем они думают постоянно. Многое из того, что происходит в мире, завязано на сексуальности, на отчаянных попытках выяснить, что она значит и как ее контролировать. Любая религия во многом основана на этих драматических поисках.

– Тем не менее в последнее время много говорят о новом американском пуританизме. Принято ли сейчас открыто обсуждать эту тему?

– Недавно я смотрел по телевизору часовую дискуссию о порнографии, о том, каким огромным бизнесом она стала в Америке. Аудитория порнографии больше, чем аудитория спортивных программ. Она становится мейнстримом. В передаче, в частности, шла речь о конкретном фильме, против распространения которого высказалась община одного из городов в Пенсильвании. Но проблема в том, что люди больше не ходят смотреть порно в кинотеатры – есть видео и спутниковые каналы. И порнография уже не может больше оцениваться по законам общины – комьюнити в данном аспекте не существует. То, что я нахожу эротичным, другие считают порнографией.

– Что, например?

– Порноканалы в гостиницах многим кажутся возмутительными. Мне – нет.

– Посмотрев “Эрос”, вы узнали что-нибудь новое о понимании эротики в разных культурах?

– Я ждал, что увижу, как смотрят на предмет представители других культур, мне не очень понятных и даже чуждых. Эпизод Вонга Кар-Вая – это, знаете, такой тотальный… Вонг Кар-Вай. А вот новелла Антониони абсолютно итальянская. Довольно странно было видеть их рядом. Вы себе даже представить не можете, как сложно делать проекты такого рода. На самом деле они практически никому не нужны. Опыт показывает, что такие сборники с трудом находят дистрибьютора. Фильм сделан тремя разными режиссерами в трех разных странах. Съемки заняли пять дней, но два года ушло только на то, чтобы уладить все формальности. И это проект, на котором никто ничего не заработал: все участвовали в нем просто потому, что хотели участвовать.

– Если это так сложно, может быть, вообще не стоит за это браться? Фильм “Во всей красе”, например, никогда не был так успешен, как ваши высокобюджетные блокбастеры.

– Говорите что угодно. Мне за этот фильм до сих пор чеки приходят.