ГРОМКИЕ ИМЕНА: Мэтр в большом городе
Москва не исключение. Здесь архитектор принял участие в ряде получивших широкий общественный резонанс проектов. Ван Эгераат не изменил себе и даже в относительно консервативной российской столице попытался стать законодателем новой архитектурной моды. Как многие творческие люди, он человек амбициозный, но, как нормальный бизнесмен, не раскрывает детали переговоров с партнерами: например, подробности о сложностях в отношениях с “Капитал Груп”, слухи о которых ходили на рынке, он комментировать отказался. Но в целом о проектах в российской столице говорит охотно.
– Расскажите о ваших проектах в комплексе “Москва-Сити”.
– Мое бюро разрабатывает большое количество проектов в Москве, одним из которых является комплекс “Москва-Сити”. Наиболее значительный из них – “Город столиц”: он расположен на переднем плане. Это будет самое высокое жилое здание если не в мире, то, по крайней мере, в Европе.
– Почему вы решили принять участие в этом проекте?
– Правительство Москвы выразило пожелание построить что-нибудь современное. Мне, в свою очередь, эта идея также показалась интересной. Создать современное высотное здание, не принимая в расчет существующие – те, которые уже построены где-нибудь в Хьюстоне (Америка) или на Сингапуре. Напротив, надо было выполнить проект с учетом особенностей русской, московской архитектуры. Мы хотели сделать здания более сложными, чем просто башни. Обычно этажи высотных зданий в точности повторяются, а в нашем случае на каждом этаже располагаются разного типа квартиры, отличающиеся друг от друга по ряду параметров, например по виду окон. В итоге здание не будет выглядеть застывшим, скучным, агрессивным. Напротив, оно располагает к себе: оно строго элегантно, но в то же время пластично и показывает, что Москва открыта для перемен.
На мой взгляд, этой концепции мы и должны придерживаться в проекте в целом. И если мэр Юрий Лужков говорит о необходимости сохранения традиционного русского стиля, то, очевидно, он хочет видеть перед собой не просто коробки, а “богатые” здания, которые отличает ряд выразительных элементов.
– Вы изучали специально московскую архитектуру, перед тем как приступить к работе над проектом?
– Интересный вопрос. Более 10 лет назад, когда я изучал архитектуру, русская архитектура представлялась мне модернистской. Мельников, Ле Корбюзье – именно эти образцы архитектуры, в которых прослеживался минимализм, кубизм, я считал истинно русскими. Теперь, по прошествии лет, я понимаю, что такие здания занимают достаточно ограниченное место в общей массе городской застройки в России. К сожалению, сегодня они находятся в опасности, и, я считаю, необходимо приложить все силы для того, чтобы сохранить их.
На мой взгляд, главную архитектурную особенность русского города составляет не только его модернизм, но и его сложность (композиционность). Москва, к примеру, интересна постоянно меняющимися архитектурными стилями. Никогда не утомительная, всегда богатая на образы, оживленная, пышущая энергией, она прекрасна. Думаю, что это качество особенно уникально. Этого нет во многих американских и некоторых западноевропейских или азиатских городах. И в этом отношении Россия также специфична. Ее архитектурные стили – чудесная смесь восточного и европейского, и это еще больше завораживает.
– Ваше любимое здание в Москве?
– Конечно, такое здание в вашей столице не одно. Не буду оригинален, если скажу, что люблю Кремль или другие прекрасные архитектурные памятники. Однако я не люблю говорить на архитектурные темы так, чтобы можно было подумать, что я разбираюсь в этих вопросах глубже, чем любой непричастный к архитектуре человек. Я имею в виду – с таинственным видом рассуждать “об удивительных домах на улице Х”. Я не люблю говорить об архитектуре как о чем-то особенном, а предпочитаю воспринимать ее как нечто повседневное, обычное. В отличие от некоторых моих коллег я не хочу освящать архитектурные темы ореолом таинственности. Архитектура – такая же неотъемлемая, естественная составляющая нашей жизни, как, скажем, пища. Мы делаем все возможное, чтобы приготовить вкусную еду, построить красивые здания. Такие здания нравятся всем и, будучи построенными, живут не одно столетие. Заметьте, что большая часть
архитектурных шедевров, зданий-долгожителей строилась с огромными усилиями, но в то же время процессу сопутствовал огромный энергетический подъем. Настоящие произведения искусства не создавались быстро или легко, они дорого обходились своим создателям в прямом и переносном смысле.
– Назовите архитектурный девиз XXI столетия.
– Лично для меня лейтмотивом этого столетия станет диверсификация в том смысле, что мы должны захотеть быть разными, иметь возможность быть разными. Это самое грандиозное, к чему можно стремиться. Каждому найдется место для свершений именно там, где он преуспел. Человечество всегда стремится к совершенству. Мы будем искать все лучшие решения, стремиться к большему комфорту, испытывать все новые методы строительства домов. Но путей к совершенству должно быть много, и все они должны иметь право на существование, проходя где-то параллельно друг другу, а где-то пересекаясь с другими. Так, чтобы каждый ощущал, что живет по-своему, идет своей дорогой. Надо перестать утверждать, что есть только одна конечная цель! На языке архитектуры это обозначает наличие равных прав на существование у принципиально разных объектов.
Конечно, жизнь в обществе предполагает сотрудничество. Термин “сотрудничество” вовсе не означает, что все дома должны быть одинаковыми. Пусть один дом будет подчеркнуто простым, другой, напротив, экстравагантным, третий – маленьким, четвертый – большим. Я считаю, что лично моя цель в этом столетии – способствовать реализации этой концепции.
– Какие крупнейшие проекты вы намерены реализовать в ближайшем будущем?
– Я планирую работу над несколькими крупными проектами на родине, в Голландии. Еще один масштабный проект, к которому я недавно приступил, – частичная реконструкция гавани в Гамбурге (Германия). Кроме того, мы работаем над проектом строительства набережной в Братиславе. Река удалена от города, а мы хотели приблизить ее к мегаполису, к его жителям. Таким образом, речь идет не об одном здании, а об архитектурной группе. Проект планируется завершить в 2007 г., будет построено 52 000 кв. м подземных и 95 000 кв. м наземных площадей.
– Почему вы не работаете в США?
– Хороший вопрос: я и в самом деле не знаю почему. Возможно, потому, что считаю: в американском образе жизни нет места для “сложного”. Их стиль жизни более определенный, что ли, и я не вижу возможности добавить что-либо в их устоявшийся порядок вещей. Думаю, что сложность европейского города, особенно в случае смешения стилей (в случае России – с восточным), предоставляет куда больше возможностей для самовыражения. Проблем, конечно, тоже больше. Взять хотя бы Москву и ее новые проекты: много возможностей, много места, площадок для реализации. Не обязательно все эти объекты должны быть высшего качества, но непременно добротными, не всегда дорогими, но обязательно такими, где чувствовался бы особый подход. Этому городу по плечу такие задачи. Словом, работа в Европе предоставляет для меня широкий спектр уникальных возможностей.
– Как вы стали архитектором?
– О, это довольно странная история. Я хотел быть экономистом. Когда мне было 10 и даже 12 лет, я еще не думал о пространствах и не делал наброски и чертежи. Мои планы изменились, когда мне минуло 12 лет. Один архитектор (как я впоследствии узнал, довольно известный) сказал мне: “Знаешь, чем привлекательна работа архитектора? Ты можешь одновременно выступать в нескольких ипостасях”. Тогда я этого еще не понял и удивленно спросил почему. “Ты можешь носить как джинсы, так и фрак и в обоих нарядах будешь выглядеть естественно”, – ответил мне архитектор. Эта идея врезалась мне в память. Я подумал: может быть, так и надо, Представлять собой единое целое, объединяя разные, казалось бы, несовместимые вещи. В конечном итоге это отразилось и на моем стиле работы: я стараюсь избегать излишней строгости. Нужно строго придерживаться принципов и быть строгим в вопросах этики, но в архитектуре надо стремиться к созданию многогранных, разноплановых объектов.
– Кто для вас образец в вашей профессии?
– Норман Фостер. Из кумиров прошлых лет я бы выделил Чарльза Еймса – американского дизайнера. Он даже в большей степени дизайнер, нежели архитектор. По многим причинам я всегда предпочитал людей многосторонних, способных работать в разных стилях. Мне совсем не нравятся здания, спроектированные “технично”, без души. Тот же Норман Фостер всегда считался профессионалом суперкласса, но стал моим кумиром лишь после того, как изменил свой стиль. Вначале он проектировал подчеркнуто практичные, угловатые здания, и лишь годы спустя его стиль стал мягче, более приспособляемым [к местности и окружению]. Думаю, что способность к переменам – уникальное качество.
– Как у вас начинается работа над новым проектом? Некоторые творческие люди имеют свойство затягивать начало работы…
– Напротив, для меня это очень просто. Идея приходит сразу. Во всяком случае, так было с большинством моих проектов. Например, начиная работать в рамках проекта “Москва-Сити”, я не думал и пары минут над тем, как это будет выглядеть. Конечно, первый рисунок очень приблизительный, это просто грубый набросок. Я схематично рисую башни, закругляю некоторые линии, обозначаю возвышенности. Вот и все! Это лишь первое приближение, так начинается работа над большинством проектов. Затем я работаю, постоянно предвкушая возможные новые изменения. Взять хотя бы рисунок “Город столиц” годичной давности: с тех пор проект изменился и до сих пор продолжает изменяться. Я никогда сразу не проектировал объект с точностью до миллиметра. Мои первые рисунки крайне просты, но вместе с тем предельно красноречивы. Они точно отражают тип, назначение здания или архитектурной группы, которая в итоге будет возведена.
– Чего бы вы хотели достигнуть в жизни?
– Трудно сказать – у меня масса идей. Конечно, я бы хотел построить много солидных, красивых, привлекательных зданий. Но еще больше я бы хотел дать людям понять, особенно здесь, в Москве, что качественные здания, адресованные избранным, не обязательно должны быть эксклюзивными. Их основная функция – стать домом для своих обитателей. Жилые дома могут стать как своеобразным стимулом для каждого, чтобы быть немного другим, так и стимулом для совершенствования других элементов городской застройки.
А еще я бы хотел помогать восстанавливать исторические центры городов, чтобы люди могли гордиться тем, что живут в этом месте, а не досадовать по этому поводу. Вот в Москве, например, развитая, хорошо организованная инфраструктура. Но и здесь мы видим, что центральная часть города требует заботливого к себе отношения.
Все эти желания мне одинаково дороги. Не исключено, что в перспективе я буду сочетать эти близкие, по сути, виды деятельности: один день буду работать над новым проектом, а следующий посвящу проблемам реконструкции; буду неделю или месяц проводить в одном городе, а затем – в другом…
– Что вы думаете о русских людях и загадочной русской душе? По-вашему, она существует?
– Конечно. Если кто-то в Европе и обладает реальной способностью впитывать и воспринимать лучшее, так это русские. Это отличает русских от, скажем, англичан. Это не значит, что русские люди лучше, они просто другие. Основное отличие в том, что русские люди мгновенно распознают качественный продукт, гораздо раньше представителей какой-либо другой национальности. Однако это уникальное качество имеет и отрицательную сторону. Умение отличить качественный продукт совсем не гарантирует, что вы сможете его изготовить.
Способность высоко оценить в сочетании с неспособностью создать – трагическое противоречие. Особенно применительно к нашей профессии. Яркий пример – комплекс “Русский авангард”, проект которого лишь недавно был одобрен мэром Юрием Лужковым.
Многие могут по достоинству оценить качественный отель или красивый город. Но построить отель или город реально намного сложнее, это дерзкий вызов себе и обществу, который требует недюжинной энергии, нечеловеческих усилий и… чего-то еще. Чтобы в итоге получить качественный продукт, следует использовать плоды цивилизации и надо затратить не только много денег, но и много энергии, много времени. Такие проекты заставляют говорить о себе; они будут жить долго, возможно, столько же, сколько Кремль и другие шедевры.