Слон на продажу
“Три сестры”, сыгранные в Театре им. Пушкина, – пятая российская постановка Доннеллана и третья, сделанная при поддержке Чеховского фестиваля, благодаря которому московская публика уже выучила наизусть манеру британского режиссера. Она почти всегда одна и та же с незначительными вариациями. Аскетично оформленное сценографом Ником Ормеродом пространство, шахматные мизансцены, непременные “стоп-кадры” – этот лаконичный стиль редко давал осечки и подходил к любому тексту, но лучше всего к Шекспиру, особенно когда на сцену выходили артисты лондонского театра Cheek by Jowl. Хотя отлично получилось сыграть “Двенадцатую ночь” и у сборной российских актеров два года назад. Часть из них участвует теперь в “Трех сестрах”, но это совсем другая игра.
То ли Чехов не подходит для доннеллановских шахмат, то ли режиссер вдруг потерял весь гроссмейстерский блеск, но иные комбинации маэстро просто вгоняют в ступор. Вот, например, Соленый (Андрей Мерзликин) объясняется с Ириной (Нелли Уварова): “Счастливых соперников у меня быть не должно!” – и ну валить девушку на пол, прямо как поручик Ржевский. Сидишь и глазам не веришь. Ладно бы то был смелый ход режиссера из российской глубинки, но когда такое позволяет себе джентльмен с хорошим чувством стиля и чувством юмора, становится не по себе: неужто так дурно влияет на иностранца здешний театральный климат? Или вот еще: Наташа у Чехова – персонаж, конечно, неприятный, но, чтобы это показать, не обязательно постоянно срываться на визг, как делает актриса Екатерина Сибирякова. В какой-то момент Маша (Ирина Гринева) даже хочет придушить ее подушкой (то-то была б новация!), но, опомнившись, передумывает. Жаль.
Зачем это все, остается глубоко загадочным, потому что режиссер не озаботился такой мелочью, как выстраивание отношений между персонажами. Ах, они работать мечтают – ну тогда пускай стулья подвигают: в “Трех сестрах” Доннеллан и Ормерод, изменив своим правилам, нагромоздили довольно много мебели. Видимо, суета с перестановками призвана пришпорить действие, как и любимый доннеллановский прием монтажа: доигрывать сцену, одновременно начиная следующую. При этом режиссеру все-таки жалко бесконечных чеховских застолий, и в результате вместо четкой сценической графики, знакомой по лучшим спектаклям Доннеллана – Ормерода, выходит что-то невразумительное. Понятно, впрочем, что в этой истории Вершинин (Александр Феклистов) – человек глубоко бессмысленный, а его разговоры про то, что будет через 200–300 лет, слушать решительно невозможно. Вообще, если здесь и сделан какой-то внятный акцент, то на слове “устал”: с того момента, как его впервые произносит Кулыгин (Виталий Егоров), остальные как будто подхватывают вирус – да-да, и мы устали!
Видимо, имея в голове только эту отменно содержательную мысль, ставить Чехова не очень-то продуктивно. Вспоминается анекдот про двух приятелей, один из которых продал другому слона, расписав, как тот замечательно моет посуду. При следующей встрече новый владелец слона, конечно, заныл, что зверь-де всю посуду перебил и надоел так, что нет уже никаких сил. На что приятель резонно ответил: э, да с таким настроением ты слона не продашь. И Доннеллан не продаст, увидите.