Могу молчать


Боурн прославился постановкой “мужского” “Лебединого озера”, однако его “Пьеса без слов” так же далека от этого нашумевшего спектакля, как танцующие лебеди-мужчины – от красавиц Мариинского кордебалета. Отучившийся в одном из самых радикальных танцевальных центров Англии, Labah Centre, Боурн в конце 1980-х шокировал своими дебютами местных консервативных балетных критиков – он переставил с ног на голову “Щелкунчика” и “Золушку”. А несколько лет спустя, поставив “Лебединое озеро”, хореограф перещеголял даже главного европейского модерниста Матса Эка. Когда Боурн превратил принца Зигфрида в современного наследника английского престола и отправил его в Гайд-парк на ночную встречу с мечтой в лебединых перьях, слава постановщика вырвалась из пределов лондонского Вест-Энда. Его “Лебединое озеро” завоевало на Бродвее три премии Тони и стало иконой гей-искусства. Но в историю хореограф, которому сейчас всего 45, вошел не благодаря тому, что вывернул наизнанку сахарную балетную классику и потягался со старыми мастерами в сочинении танцев. Невротический и истерический спектакль Боурна стал таким же знаком времени, как за тридцать лет до этого бившие током эротики и свободы балеты Мориса Бежара, собиравшие стадионы.

Новый спектакль, уже следующий традиционным межконтинентальным маршрутом предыдущих постановок Боурна, поставлен по классическому фильму британских 1960-х – “Слуге” Джозефа Лоузи с Дирком Богартом в главной роли. Силуэт Биг-Бена и очертания улиц в мягком свете фонарей, даблдеккеры и красные телефонные будки на авансцене создают легко узнаваемый лондонский пейзаж. Кресла и столики впереди варьируют интерьеры гостиной, клуба, улицы, бара. Эта лаконичная конструкция соединяется массивной лестницей, на которой происходят главные события “Пьесы без слов”.

Боурн не переносит на сцену сюжет фильма, а превращает героев в типажи: аристократ, его невеста, слуга, горничная, парень из низов. Причем все персонажи троятся (лишь горничных только две), появляются в одинаковых костюмах, как в униформе, то вместе, то врозь, и исполняют хореографический текст то в унисон, то наглядно иллюстрируя смену состояний своих персонажей. Но ни философских обобщений, ни накала эмоций не вызывают: постановщик занят ностальгической стилизацией эпохи своего детства и очередной попыткой доказать, что словесный текст можно пересказать при помощи движения. Если не знать о прежних радикальных спектаклях Боурна – “Лебедином озере”, “Щелкунчике” и “Кармен”, можно подумать, что единственными танцевальными университетами хореографа были дансинги 1960-х.

Расслабляясь под меланхолическую музыку, до боли знакомую нам по “мелодиям и ритмам зарубежной эстрады”, понять историю слуги, превратившего в ад жизнь своего хозяина, не составляет труда – для этого Боурн создал команду из “лучших танцовщиков Англии”, как их рекомендует реклама. В “Пьесе без слов” им негде проявить свою виртуозность, но вместе с хореографом они демонстрируют ту незнакомую российским исполнителям надежность, которая приобретается только участием в конвейерном процессе подобных постановок. И это, возможно, самое главное. Мэтью Боурн, даже отказавшись от своего радикализма ради вест-эндовской гламурности, преподнес нам урок профессиональной точности, о которой российским театрам можно только мечтать. “Пьеса без слов” оказалась абсолютно коммерческим искусством, но очень высокой пробы.