Все невозможное сразу
Мюнхенский оперный фестиваль – один из тройки главных музыкальных фестивалей Европы и самый старый из них (основан в 1875-м). Не столь знаменитый, как Зальцбургский, и не такой элитарный, как Байройтский, он выделяется уникальным сочетанием домашней атмосферы и продукции мирового класса. В отличие от собратьев, родившихся по воле видных художественных персон (Рихард Вагнер в Байройте, Рихард Штраус, Гуго фон Гофмансталь и Макс Рейнхард в Зальцбурге), мюнхенский форум появился благодаря инициативе баварского чиновника, решившего, что культурная жизнь города летом замирать не должна. При солидных оперных традициях (опера в Мюнхене прописана с середины XVII в.), нескольких театрах (большой Национальный театр, крошечный барочный Резиденцтеатр и выстроенный по античному принципу Принцрегентентеатр) и воспитанной веками публике (средний класс, средний возраст) это было не сложно: Баварская опера продлила свой сезон на месяц, и этот срок стал известен в мире под брэндом Muenchner Opern-Festspiele.
В Байройте и Зальцбурге спектакли ставятся специально для фестивалей и прокатываются только месяц, Мюнхен же показывает постановки одного театра – Bayerische Staatsoper. Смысл фестиваля – выжимка репертуара (премьеры сезона и последних лет), которая открывает причину высокого рейтинга оперы в Мюнхене, а Мюнхенского фестиваля – в мире. В отличие от Байройта с его культом Вагнера или Зальцбурга с его ставкой на Моцарта и XX в., Мюнхен дает универсальную картину, показывая все четыре века оперы в знаковых проявлениях: XVII век – “Калисто” Кавалли (премьера сезона), XVIII – “Альчина” Генделя (премьера фестиваля), XIX – “Сила судьбы” Верди (премьера фестиваля), XX – “Билли Бадд” Бриттена (премьера сезона). В Мюнхене ценят раритеты (до Кавалли здесь поставили все три сохранившиеся оперы Монтеверди), понимают толк в бельканто (здесь постоянно поет Эдита Груберова), пестуют барокко (Баварская опера – мировой рекордсмен в этом жанре) и так правильно подходят к XX веку, что он становится фаворитом публики (22 минуты аплодисментов после “Билли Бадда” в постановке Петера Муссбаха).
Однако дело не только в репертуаре, вызывающем трепет специалистов. Мюнхенский оперный фестиваль славится раскованным подходом к опере, благодаря которому она преодолела свой академический аутизм. Процесс начался в сезоне 1992/93, когда Баварскую оперу и фестиваль возглавил англичанин сэр Питер Джонас, до этого – руководитель Английской национальной оперы, чьи российские гастроли в 1990 году стали для нас точкой отсчета в современном театре. В столицу Баварии Джонас привел британских модернистов, которые трактовали барокко как своего рода поп-культуру (ее идолом стал Гендель), а оперу как жанр поместили в ряд современных искусств, придав ей новейший облик. Это означает, что, пройдясь после “Коронации Поппеи” Монтеверди или “Ринальдо” Генделя (в обоих случаях – режиссер Дэвид Олден) по чинной Максимилианштрасе или шикарному Резиденц-кварталу, вы не чувствовали разницу между героями Древнего Рима, крестоносцами Средневековья и моделями в витринах модных магазинов, воспринимая это как должное.
Питер Джонас воплотил мечту современных оперных интендантов Европы о слиянии оперы с жизненной средой. Используя средства масс-медиа для создания нового имиджа оперы, он привлек художников, работающих в шоу-бизнесе и моде (Пол Стенберг, Буки Шифф). К открытию фестиваля в квартале “Пять дворов” (шедевр современной архитектуры) стали проводиться ночные праздники “Диско для всех” с участием звезд и организаторов, а роль медиума между театром и улицей взяла на себя программа “Опера для всех” (трансляция спектакля в реальном времени на площади перед театром), собирающая множество народа.
Лучшие достижения этого года снова пришлись на старинную оперу, где Мюнхену нет конкурента в Европе. И снова успех “Альчины” Генделя (режиссер Дэвид Олден) и “Калисто” Кавалли (режиссер Кристоф Лой) замешен на проверенных средствах: дирижер-аутентист Айвор Болтон, певцы-специалисты – как знаменитые (Весселина Казарова), так и дебютирующие в Мюнхене (Аня Хартерас – Альчина и Салли Метьюз – Калисто), синтетический театральный язык (трюки, свет, кинетика, видео и пр.). Словом, барокко по-мюнхенски – это все исключительное сразу: энергичный месседж, превосходный музыкальный уровень плюс стонущая от удовольствия публика.