СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ: Шведская модель и геополитика


Ровно 100 лет назад Норвегия проголосовала за независимость. На референдуме 13 августа 1905 г. народ почти единогласно потребовал расторгнуть унию со Швецией. Последовавшее за этим упразднение союза считается образцом мирного размежевания. И хотя исторические параллели заведомо хромают, России, переживающей “измену” соседей, не стоит забывать скандинавский опыт.

Норвегия досталась шведской короне в 1814 г. по итогам наполеоновских войн и стала компенсацией за потерянную пятью годами раньше Финляндию (отошла к России). Наличие очень близкого этнически и культурно “вассала” (пользовавшегося, впрочем, широкой автономией) повышало вес Стокгольма на европейской арене.

Желание “младшего брата” уйти из семьи поразило шведов. Классик шведской литературы поэт Вернер фон Хейденстам публично обвинил норвежцев в предательстве и черной неблагодарности. Короля Оскара II упрекали в преступном бездействии, требуя силой приструнить сепаратистов. Военные демонстрировали готовность выполнить приказ.

На “мягкотелых” обрушился профессор из Гетеборга Рудольф Челлен, который ввел в мировой обиход понятие “геополитика”. Швеция, настаивал он, обязана защищать свое пространство, поскольку территория государства есть его неразделимое тело. Телу, правда, должна соответствовать национальная душа, и здесь ученый призывал прекратить “метания в поисках компромисса”, брать пример с “беззаветного национализма” норвежцев и отказаться от “сверхкультуры космополитизма” в пользу исконных чувств.

Для Оскара II, выбравшего мирное решение, распад унии стал роковым – король умер через два года, не оправившись от душевной травмы. Консерваторы назвали отделение Норвегии развязкой геополитической трагедии, начавшейся с Полтавской битвы (1709) и продолжившейся утратой Финляндии (1809). Швеция впервые почувствовала себя не великой державой, а обычной страной в недружественном окружении. Любопытно, что обсуждался даже вопрос о том, возможна ли дальнейшая дезинтеграция, т. е. отделение уже собственно шведских территорий.

Но когда решение о “разводе” было принято, тот же фон Хейденстам осуждал мелочность при разделе совместного имущества (речь шла о посольствах и Нобелевском фонде). А Рудольф Челлен, обратив националистический пафос вовнутрь, предложил идею “государства как народного дома”, которая спустя пару десятилетий стала основой “шведской модели”, одной из самых успешных форм общественно-экономического устройства XX в. Правда, Челлен видел в “народном доме” автаркию, а социал-демократы, взяв само понятие, сделали упор на социальную справедливость и гармоничное развитие.

Политически пути Швеции и Норвегии разошлись довольно далеко. Шведы сохраняли строгий нейтралитет, но вступили в Евросоюз. Норвежцы воевали во Второй мировой, а затем стали северным форпостом НАТО, зато дважды отказались поделиться суверенитетом с Европейским союзом. При этом товарооборот между двумя государствами составил в прошлом году почти 25 млрд евро, Норвегия – третий по значимости рынок для шведских производителей, Швеция – крупнейший рынок для норвежцев. Психологически и культурно оба народа являются по-настоящему братскими.

Сегодня шведы искренне считают великим благом избавление от великодержавных амбиций, кипевших в шведском обществе еще 100 лет назад. Отказавшись от попыток сохранить сферу влияния, они смогли всерьез заняться развитием собственной страны, укрепив при этом отношения с соседом. И никакой геополитики.