Переоценка художественных ценностей
Напомним несколько рекордных цифр. Итог весенних русских продаж Sotheby’s в Лондоне и Нью-Йорке составил $60 млн. За рекордную сумму в $3,936 млн были проданы в апреле прошлого года две ампирные вазы Императорского фарфорового завода. $1,184 млн было получено на Sotheby’s за “Натюрморт со стулом” Владимира Баранова-Россине, русского художника не первой десятки. В 25 раз против эстимейта в 2500 евро взлетела на летних торгах в Париже цена на театральный эскиз Мстислава Добужинского. “Лето в Гурзуфе” Константина Коровина было продано за 1 038 400 фунтов. Цены на марины и пейзажи короля русского антикварного рынка Ивана Айвазовского еще в прошлом году перешагнули порог в миллион долларов.
Эксперты и участники антикварного рынка единодушно связывают рост цен на русский антиквариат с ценами на нефть. “Чем больше цена барреля, тем больше будет цена антиквариата, – говорит Олег Стецюра, президент аукционного дома “Гелос”. – Куда можно инвестировать свободные деньги? У американцев антикварный рынок имеет в последние 10 лет прирост 12–14% годовых. Это лучше, чем в любом банке. Сейчас мы наблюдаем революционный рост цен на лучшую русскую живопись старых мастеров иногда до 100% в год. Рекордные цены прошлого сезона – это прецедент, они уже зафиксированы”. Известный московский коллекционер Георгий Путников также считает, что причина рекордов русского искусства – “рост цен на энергоносители и инфляция всех европейских валют”. Но он называет и вторую причину – “вымывание хороших вещей с рынка, вещей сейчас на рынке меньше, чем денег”.
Наталия Сиповская, главный редактор журнала “Пинакотека”, тоже уверена, что цены будут продолжать расти “прежде всего потому, что наступило время осознания конечности рынка качественного антиквариата”. “По-настоящему дорогих вещей и первых имен на рынке мало, значит, и цены на них будут быстро подниматься. А дальше произойдет дифференциация – дорогое искусство будет дорожать гораздо быстрее, чем вещи второго ряда”, – считает она.
Еще одной, не менее важной причиной роста цен она называет появление новых коллекционеров, которые занимаются собирательством не для инвестирования свободных денег, а для удовлетворения личных амбиций. “Как 10 лет назад было принято иметь дом на Рублевке, так теперь принято иметь коллекцию”. Именно за счет новых коллекционеров, готовых вкладывать средства прежде всего в произведения топовых художников, и ставятся нынешние рекорды. Однако, по словам Сиповской, уже второе поколение нуворишей, как показывает исторический опыт, начинает собирать настоящий гранд-арт, а не только яркие вещи популярных авторов.
Зависимость – чем больше богатых людей в стране, тем выше цены и тем лучше для антикварного рынка – однако, не такая прямая. Георгий Путников напомнил, что в мире 90% покупателей антиквариата – это средний класс. Поэтому и наш рынок для нормального развития нуждается прежде всего именно в людях со стабильным средним достатком. Осторожные опасения высказывает и Олег Стецюра: “Высокая цена сохраняется за вещью, но чем выше цена, тем труднее найти покупателя. И мне известны случаи, когда рекорды на аукционе ставились, а потом вещь не выкупалась”.
Коллекционирование именно русского искусства – устойчивая традиция отечественного антикварного рынка. Во-первых, его у нас больше, чем западноевропейского, во-вторых, цены на западное искусство международные и очень высокие, в-третьих, всегда существует проблема ввоза-вывоза, а здесь в нашей стране очень жесткие правила. Покупка же русского искусства – дело в основном русских людей. (Не считая произведений русского авангарда, который считается частью мировой культуры. Цены на Малевича и Кандинского достигали уровня, до которого Айвазовский вряд ли поднимется. Еще устойчивую международную антикварную известность имеют ювелирные изделия от Фаберже.) Однако переход ценового рубежа в миллион долларов способен вывести русское искусство в сферу международных интересов, по крайней мере в перспективе.
Михаил Каменский, старший научный сотрудник Института искусствознания, специалист по художественному рынку, говорит, что нынешние цены – это не рекорд отдельных произведений, а “один из первых рывков русского искусства в мире”. “И это только начало. Перспективы тут сопоставимы с тем, что случилось, например, с импрессионистами. Их узнали, поняли, а потом начали покупать по рекордным ценам. Нынешние цены на русское искусство кажутся революционными просто потому, что мы к ним не привыкли, мы сами недооценивали наше искусство”, – уверяет он. Каменский считает, что, пока будет расти рынок российских капиталов, государственных и частных, а коллекционирование – оставаться универсальным входным билетом в мир мировой элиты, русское искусство будет дорожать. “Это можно сравнить с ростом цен на акции на биржевом рынке. Если много лет акции недооценивались, а потом на них начинают расти потребности, то инвесторы резко взвинчивают цену. У русского искусства не было достойных инвесторов. И это касается не только старого искусства, но и нового, и новейшего. И тут цены тоже будут расти. Я думаю, что наше современное искусство догонит старое и сравняется с ним в цене”, – говорит он.
Последнее замечание Каменского о росте цен на современное искусство поддерживает и Наталия Сиповская, а вот Путников считает, что современное искусство – западное и отечественное – собирают разве что в качестве сувенира. Однако шестизначные цены на произведения современных художников уже были зафиксированы на рынке.
Бесспорным кажется утверждение Каменского о том, что аукционные цены повышают мировой статус русского классического искусства, которое, по мнению многих искусствоведов, недооценено не как товар, а именно как часть мировой культуры.
Пропагандой этого искусства, его введением в общемировой контекст давно никто не занимается. На зарубежные выставки российские музеи возят в основном то, что имеет спрос у публики (и на аукционах) – русский авангард, иногда иконы. Исключения редки: большая выставка Репина, имевшая успех в Берлине несколько лет назад, готовящаяся выставка “Россия!” в Нью-Йорке (по инициативе Музея Гуггенхайма), где покажут классику русской живописи, запланированная выставка шедевров из Третьяковки в парижском Музее Орсе. Успешно прокатывался последние десять лет за границей соцреализм как искусство тоталитаризма. Но можно смело сказать, что выставочная деятельность музеев и жизнь антикварного рынка – параллельные миры.
Цивилизованное собирательство предполагает публичную демонстрацию коллекций – показ произведений на солидных музейных выставках подтверждает репутацию этих произведений. Мировые музеи охотно устраивают и прокатывают выставки рекордсменов аукционных продаж, используя в своих целях возникшую вокруг этих продаж шумиху. Цена на произведение всегда вызывает у публики повышенный интерес. На естественный вопрос “А что в этом “Черном квадрате” хорошего?” всегда убедительно звучит ответ: “Его купили за миллион долларов, по цене ниже рыночной”.