Поэзия и правда

“Габриэль” (Gabrielle) Патриса Шеро, французского классика-провокатора, должна занять место в Палате мер и весов – как эталонное воплощение культурного европейского фильма. Поставленная по рассказу Джозефа Конрада картина отчасти удовлетворяет тоску по Висконти: она литературна без литературщины, она блестяще сыграна Изабель Юппер и Паскалем Грегори и, наконец, она дает отчетливое представление о том, что такое режиссерская и операторская работа высокого класса. Трудно представить себе другой костюмный фильм (действие происходит в Париже в

1912 г.), в котором чередование черно-белого и цветного изображения не раздражало бы, а рапиды не вызывали бы скептической усмешки. Закадровый рассказ героя Грегори о счастливом десятилетнем браке с Габриэль (Юппер) и светских четвергах в их доме иллюстрирует хаотичное перемещение тел в пространстве гостиной – картинка опровергает текст. Заклинания любящего мужа (“я знаю все ее секреты”, “она прекрасна”) теряют магическую силу. Вернувшись домой на следующий день, он найдет ее прощальное письмо с признанием в измене, а чуть позже найдет и ее саму – Габриэль передумает и вернется еще до того, как на бумаге высохнут чернила. Потом они будут обмениваться невероятно искусственными репликами (“Если я буду счастлива, то ты об этом не узнаешь: с тобой я готова разделить только свою боль”), каждой из которых веришь беспрекословно – они порождены традицией декаданса и той неизлечимой литературной инфекцией, которой люди вроде героев Шеро заражаются в библиотеках и университетских аудиториях. Реплики и поступки героев трудно приспосабливать к своим собственным (возможно, поэтому на пресс-показе “Габриэль” не стали устраивать овацию), но ощущение отчаяния от принципиальной невозможности понять даже самого близкого человека Шеро передал предельно точно.

Другой классик, немецкий режиссер Вернер Херцог, представил в программе “Горизонты” псевдодокументальную фантазию “Дикая синяя даль” (The Wild Blue Yonder), которая совсем не случайно зарифмовалась с другой картиной фестиваля – “Первыми на Луне” Алексея Федорченко. Мистификация режиссера из Екатеринбурга (с интересом встреченная венецианской публикой) посвящена первой советской космической программе, якобы запущенной в 1938 г. Визуальная поэма Херцога рассказывает о космической программе, которой суждено было стать последней: астронавты (реальные сотрудники NASA из старой хроники) улетели в Дикую синюю даль, провалились во временной туннель и по возвращении застали девственно-необитаемую землю то ли из доисторического прошлого, то ли из постисторического будущего.

Еще одна немецкая (совместно с Австрией) документальная картина из “Горизонтов” – “Смерть рабочего” (Workingman’s Death) Михаэля Главоггера поэтизирует материю, теперь уже не менее ирреальную, чем космос, – ручной человеческий труд. Отправной точкой своего исследования Главоггер называет старые советские фильмы, с гомеровской щедростью превращавшие стахановцев в богоравных героев (первый из пяти эпизодов картины снимался как раз в Донбассе – безработные шахтеры ведут нелегальную разработку в заброшенном забое). Шахтеры-камикадзе, индонезийские добытчики серы, нигерийские забойщики скота и рабочие судоверфи в Пакистане обречены как индивидуумы и перестали существовать как класс. Они реликты позабытой эпохи, на исходе которой все тот же Висконти, известный марксист, собирался снимать трилогию о рабочем классе (но остановился тогда же, когда и начал, – в середине 1940-х, после картины “Земля дрожит”). То, что когда-то было поводом для споров, баталий, написания книг и манифестов, возведения баррикад, смертей и построения целого государства в одну шестую часть суши, превратилось в архаичный ритуал, в умирающий и оторванный от исходных смыслов культ, жрецов которого надо с камерой наперевес искать на задворках цивилизации.