СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ: Третий путь
Внесенный правительством в Думу федеральный бюджет на 2006 г. многие гордо называют “бюджетом развития”. Эту характеристику, однако, ему придает лишь намерение властей направить на “инвестиционные” программы (список которых до конца не определен) более 350 млрд руб. Могут ли эти вливания обеспечить развитие, способное вывести Россию из положения сырьевого придатка западного мира, каковым она сегодня является? На этот счет у меня есть серьезные сомнения.
Мировой опыт продемонстрировал два варианта бюджетного побуждения к развитию – либеральный, использовавшийся в США в 1981–1984 гг. и отчасти повторенный администрацией Джорджа Буша, и этатистский, применявшийся, например, японским правительством на ранних этапах ускоренной индустриализации страны.
В первом случае основным приемом инициирования перемен выступало не финансирование отдельных приоритетных отраслей, а снижение налогового бремени, что позволяло обеспечить общий рост экономики, в то время как приоритеты определялись естественной конкуренцией. Экономия на резко снизившихся в начале 1980-х гг. налогах покрыла почти 60% всех инвестиций в основные фонды, осуществленных США за все то десятилетие; инвестиции в основные фонды росли в 1982–1984 гг. темпом 12,4% в год, тогда как в 1977–1980 гг. они повышались на 1,3% ежегодно. Инфляция, которой так боится российское правительство, снизилась с 9,4% в 1981 г. до 3,9% в 1983 г. Разорение неэффективных компаний, начавшийся приток иностранного капитала и рост потребительских расходов стали фундаментом для бума 1990-х гг.
В Японии государство пошло по пути стимулирования развития отдельных отраслей и даже компаний, занимавших в них лидирующие позиции. Однако и в этом случае ориентиры задавались рынком: через продажу иностранной валюты по заниженному курсу правительство стимулировало приобретение зарубежных патентов и технологий, доля которых в импорте достигла в 1960-е гг. 28%; в то же время предоставлялись масштабные централизованные кредиты тем компаниям, которые выходили на внешний рынок, – в 1970-е гг. от 70% до 83% прироста продукции автомобильной отрасли и тяжелого машиностроения обеспечивались за счет роста экспорта. К тому же правительство делало все возможное для активизации внутренних накоплений; в 1960-е и 1970-е гг. их доля в ВВП не опускалась ниже 35%, а главным инструментом впрыскивания денег в экономику оставалось кредитование Банком Японии коммерческих банков, тесно связанных с крупнейшими корпорациями.
Обе программы обеспечили впечатляющие непосредственные результаты, но имели различные долговременные последствия. Если в США 1990-е гг. стали периодом бума, а рейгановские методы были применены вновь в очередной кризисной ситуации 2000–2002 гг., то в Японии во второй половине 1990-х гг. экономика вошла в фазу стагнации, из которой ей вот уже более десяти лет не удается выйти. Не удается несмотря на то, что власти использовали весь арсенал традиционных японских методов регулирования и стимулирования бизнеса.
Россия могла бы избрать одну из этих моделей; более естественным выглядело бы в нынешних условиях предпочтение японского варианта. Однако мы не пошли ни по одному из описанных путей. Предлагаемый правительством план скорее представляет собой оригинальный синтез отдельных элементов инфраструктурных программ, схожих по методам исполнения с “общественными работами” эпохи выхода США из Великой депрессии, и некоторых мер в русле пресловутой импортозамещающей индустриализации, прежде уже заведшей в тупик не один десяток государств Африки и Латинской Америки.
Как бы ни отличались рассмотренные американская и японская модели, обе они основаны на стимулировании государством тех точек роста, которые определяются самой рыночной средой. Именно она указывала на приоритеты, в соответствии с которыми государство либо снижало налоговую нагрузку для всех предприятий соответствующей отрасли, либо реализовывало программу преференциального финансирования. В России же налоговая нагрузка остается дифференцированной, а важность проектов выясняется на келейных встречах власти и бизнеса. Этот вариант имеет весьма ограниченные шансы на успех – причем только в ситуации, когда правительство обладает более четким видением перспективы и более глубоким пониманием глобальной конъюнктуры, нежели предприниматели. Есть ли такое видение и понимание у российских властей, которые не хотят заглянуть за 2008 г. и не могут осмыслить процессы, происходящие даже в приграничных странах, мы увидим очень скоро.