Великий неврастеник
Уорхола должно быть много, чем больше его выставка, тем гуще ее завораживающая, цепеняще нервозная атмосфера, тем сильнее воздействие его изощренных работ, тем глубже и серьезнее они кажутся. И все известные слова Уорхола и о Уорхоле: как он мечтал быть фабрикой по изготовлению картин и превратился в нее, как он черпал вдохновение и заимствовал эстетику из рекламы и газет (манипулировал образами масс-медиа и стереотипами массового сознания), как придумал рисовать консервные банки, долларовые купюры, гамбургеры и знаменитостей, чтобы быть понятным широким народным массам, – все эти дополнительные сведения, которые повторяет каждый, кто говорит и пишет о поп-арте и его главном художнике, оказываются второстепенными.
На выставке, такой большой, как открывшаяся сегодня в Третьяковке, видно, как Уорхол зарывался, прятался в повседневность, стараясь забыться в ее монотонной банальности от мучительного страха смерти. Что, собственно говоря, и делает большинство людей в нашем мире – заполняет свое время рекламно-газетной чепухой, мечтает о богатстве и славе, влюбляется в вещи, чтобы не думать о главном и не испытывать беспокойного одиночества. И в этом смысле, конечно, Энди Уорхол – художник современной жизни, очень хорошо понявший, что именно приносит издерганному члену общества потребления иллюзию покоя.
Выставка, привезенная из Америки и устроенная на американские деньги (спонсоры – Фонд Alcoa и компания Alcoa не только организовали выставку в Москве, Петербурге и Самаре, но заодно и отремонтировали залы Третьяковки), носит отчетливо просветительский характер и сделана по-академически осмысленно. Сначала зрителям представляют раздел “Творческий путь” – показывают многочисленные фотографии из угарной жизни нью-йоркской богемы 60-х, где эмигрантский сын из провинциального городка Эндрю Вархола стал главным героем и заводилой. Фотографии, надо сказать, очень нежные.
Потом идет раздел портретов, где можно увидеть и хрестоматийную шелкографическую серию с разноцветной Мерилин Монро, и не менее знаменитый “раздвоенный” монохромный портрет Элвиса Пресли, и молодого и яркого Мика Джаггера, и синюшного цвета, будто сама покойница, Жаклин Кеннеди – вдову убитого президента. И два редко публикующихся ужасающих изображения молодого Ленина, на которых знаменитая историческая персона смотрится натуральной галлюцинацией. Но главное в этой портретной галерее – автопортреты самого Уорхола, с неврастенической отстраненностью воспроизводящего на холстах свое собственное изображение.
Третий раздел – натюрморты. Здесь тоже есть знаменитые работы вроде классических изображений консервных банок с супом “Кэмпбелл” и выложенных крестиком однодолларовых купюр и менее засвеченные вещи, такие как огромная композиция с серпом и молотом. Вещи Уорхол писал с любовью, был заворожен ими и признавался, что когда у него появился магнитофон, то он избавился от одиночества. Тут же можно найти и много приятного, декоративного, на чем нервы успокаиваются: рисунки цветов, плодов, обуви, сантехники и даже матери, кормящей грудью младенца – любимый сюжет художников всех времен.
Эта выставка Уорхола больше и сильнее, чем та, что привозили к нам четыре года назад из того же питсбургского музея, но меньше, чем бывают его выставки, которые возят по миру. На ней до полноты впечатления о неврастеническом гении Уорхола не хватает, например, серий, сделанных с газетных фотографий автомобильных и авиакатастроф, они сегодня пришлись бы очень кстати. Но и то, что можно увидеть в Третьяковке, открывает Энди Уорхола как чувственного, печального, нежного и очень нервного художника с катастрофическим сознанием, а вовсе не “сфинкса без загадки”, как его однажды обозвал писатель Трумен Капоте.