Юрий Темирканов: музыку губят профсоюзы
– Почему, на ваш взгляд, искусство все сильнее впадает в зависимость от бизнеса?
– Такие правила диктует время, которое повернуть вспять никто не в силах. В принципе, искусство и бизнес можно привести к общему знаменателю без ущерба для обоих. Но ныне раскручивают любое ничтожество. Сегодня в мире много исполнителей, созданных импресарио, а не собственным талантом. Появилось огромное число музыкантов, не стоящих того имени, которое они почему-то приобретают. И большинство слушателей растерянно: солист имеет большое имя, а по сути он не стоит и гроша. Исполнительское искусство превращается в фабрику, и это предвещает плохой финал.
– Почему ныне Россия испытывает дирижерский кризис?
– Я думаю, и не из патриотических чувств, что российская дирижерская школа, как и фортепианная, и скрипичная, по-прежнему остается самой значительной в мире. Но проблема в том, что все ее плоды сегодня на Западе. Увидев афишу Carnegie Hall или Albert Hall, понимаешь, как много музыкантов работает не дома. И виновато в таком положении вещей наше общество, которое оказалось не способно оценить их так, как делают это за границей. Строго говоря, общество их просто вытолкнуло. Так мы лишились своих хороших дирижеров, которые теперь возглавляют оркестры и фестивали в Англии, Франции или США. Российские дирижеры есть везде, кроме России. К счастью, мы сегодня живем во времени, когда потеря их не так безвозвратна, как при коммунистах. И при желании они имеют возможность возвращаться.
– А как вернуть музыкантов? Все упирается в цену вопроса?
– Это тоже некая проблема. Последние семнадцать лет я работаю с заслуженным коллективом, получая зарплату только за то, что я художественный руководитель Санкт-Петербургской филармонии, а за те концерты, что я дирижирую в Петербурге, я не имею ни копейки. Организацию концертного дела в России надо кардинально пересматривать. И не только в столицах, но и по всей стране. Если мы потеряем то, что мы не очень красиво называем провинцией, то все беды в конце концов докатятся и до столицы. Так потихоньку мы погубим свою музыкальную культуру. Спасибо президенту, который выделил для семи музыкальных коллективов гранты. Значит, у нас остается надежда, что все не рухнет.
– Какова должна быть модель взаимоотношений художника и власти?
– Художнику всегда необходимо держать дистанцию с властью, какой бы прекрасной она ни была. Хотя, конечно, положение обязывает и, бывает, приходится улыбаться, когда тебе этого совсем не хочется. Нужно бывать на людях: приемы, обеды – все это необходимая и порой утомительная работа. На Западе дирижер занимается исключительно творческими вопросами, а в России руководитель оркестра – как ротный командир, который для солдат и отец, и начальник, занятый кадровыми проблемами, поиском спонсоров, вопросами зарплат, быта и гастролей. И я не могу позволить себе сказать: я занимаюсь исключительно музыкой и не беспокойте меня по пустякам.
– Вы не тоскуете по Мариинскому театру?
– Нет, не тоскую, потому что для дирижера в симфоническом оркестре гораздо выше планка, чем в оперном театре. Хотя я с огромным удовольствием вспоминаю 13 лет, проведенные в Кировском театре. Но сейчас я ни за что не пошел бы работать в оперный театр, ни за какие коврижки.
– И все же вы довольно часто делаете оперные постановки в лучших театрах Европы.
– Не так часто, как мог бы. Я практически все предложения оставляю без внимания. За редким исключением оперные постановки на Западе – это халтура. Приезжают дирижер из одной страны, режиссер из другой, солисты тоже со всех концов света, но уже через месяц они должны выпустить спектакль. По-моему, это профанация. Но очень хорошо оплачиваемая, поэтому люди постоянно идут на подобные компромиссы. Многие певцы, которых я знаю, смеются, презирают то, в чем участвуют на Западе. Но, к сожалению, у них нет возможности отказаться от тех больших денег, что им предлагают, и проявить свой патриотизм и характер.
– Вы, случалось, покидали театры, громко хлопнув дверью. Из патриотических чувств?
– Хочу я того или нет, я представляю российскую культуру. И если я буду клясться в любви к Пушкину и в преклонении перед Чайковским, а потом участвовать в спектакле по Пушкину и Чайковскому из какого-то дерьма, значит, я лжец. Я отвергаю подобные постановки не для того, чтобы все сказали: “Ах, какой Темирканов принципиальный!” Я это делаю для себя, для своей души, чтобы возвращаться в Петербург и проходить мимо дома Чайковского мне было легко. В противном случае мне нужно будет всегда обходить этот дом за квартал.
– В прошлом сезоне вы поставили “Пиковую даму” в La Scala, еще в эпоху Риккардо Мути. Насколько, на ваш взгляд, закономерен конфликт великого дирижера с музыкантами оркестра?
– Сегодня в мире музыки есть две огромные опасности. В России опасность в том, что общество не желает поддерживать музыкальную культуру. Большей части общества это просто не нужно. А на Западе в большинстве стран музыка находится под угрозой гибели не потому, что общество не дает денег – дает, и много. Там музыку погубят профсоюзы. В профсоюзах командуют самые плохие музыканты. Никудышные профессионалы – всегда самые активные деятели. И они хотят определять, как, когда, с кем и сколько репетировать оркестру. Хотя, по сути, не имеют права. Если подобное стало возможным – это настоящая катастрофа.
– Вы считаете, дирижер – это профессия для деспотов?
– В творческом коллективе нужно, чтобы руководитель был первым среди равных. И его решения не должны обсуждаться. Я немного хитрю: стараюсь производить впечатление мягкого милого человека, но, если нужно принимать жесткие решения, я их принимаю без колебаний. Демократия предполагает ответственность человека перед обществом, а не вседозволенность. У нас решили: если демократия, то можно улицу переходить на красный свет. На Западе с демократией переборщили. Они перешли ту грань, когда демократия превращается в анархию.
– Почему профессия дирижера стала самой модной среди музыкантов?
– По сути, профессия дирижера – это профессия второй половины жизни. Когда я был молод, то был уверен: дирижер существует для того, чтобы все играли вместе – показывать вступления и кульминации. Но настоящих молодых дирижеров не бывает. Не юридически, а по внутреннему содержанию. Это противоестественно, так как это не только чисто музыкальная профессия. Здесь очень важен жизненный опыт. Правда, истинными дирижерами все равно становятся лишь единицы. Большинство так и остаются капельмейстерами, которые выполняют лишь полицейские функции в оркестре. Есть одна чудная музыкантская байка. Однажды заболел дирижер и заменить его вызвался один музыкант из оркестра. Прошел концерт, возвращается дирижер, и заменивший музыкант обращается к нему с восторженной репликой: “Маэстро, это было так просто!” В ответ дирижер наклоняется и шепчет ему на ухо: “Вы только нас не выдавайте”.