Зашибет такой парень
Никакому кунг-фу, карате и прочим чудесам боевой техники ни за что не сравниться с железобетонной мифологической мощью битвы двух туш, переваливших весом за центнер. Тут нет ни чуждых американскому глазу дальневосточных лиц, ни хитроумной акробатики, в которой все-таки невольно чувствуется подвох: трудно все же поверить, чтобы человек так прыгал выше головы, даже если у него и открылся третий глаз, и так лихо бил пяткой в лоб, извернувшись в тройном тулупе. Не то бокс – здесь все весомо, грубо, зримо, без лишних ухищрений и околичностей.
“Бах-бах”, как выражается один из персонажей новейшего “Нокдауна”.
Золотые на самом деле слова: в боксерских фильмах горечь поражения и торжество победы и впрямь воплощены в одном движении, совершенном и абсолютном в своей убедительности: пудовый кулак, с размаху врезающийся во взмыленную челюсть, есть простейшее физическое проявление каких-то базовых и незыблемых основ мироустройства. Трудно, кстати, найти более наглядный жест и для показа того, что называется “рука судьбы”. Из одного только этого кадра можно сделать символ сломленной гордости и восстановленной справедливости, американской мечты и ее крушения. Недаром боксер – олицетворение индивидуализма, силы духа и тела – такой же неотменимый мифологический герой Голливуда, как ковбой. Недаром самое могучее боксерское кино выходит у знаковых американских режиссеров – Мартина Скорсезе (классический “Бешеный бык”) и Клинта Иствуда (недавняя “Малышка на миллион”). Недаром за него и “Оскары” дают.
Почтенный жанр боксерской биографии не умрет в Голливуде никогда. Немногие, как Иствуд, умеют осмыслить удар в челюсть как повод для притчи, зато идеологический, воспитательный потенциал фильмов про бокс – всегда лакомый голливудский кусок. Потому ставить их доверяют самым проверенным бойцам – таким, как Рон Ховард, получивший в 2002 г. “Оскара” за “Игры разума”. А на роли Золушек, выступающих в супертяжелом весе, берут людей с самыми простыми и честными лицами – таких, как Рассел Кроу, который в “Играх разума” изобразил гениального математика-шизофреника, в “Гладиаторе” поборолся за свободу древнеримских рабов, а теперь вот дослужился до роли Джима Брэддока, легенды профессионального ринга времен Великой депрессии.
“Золушка” (так все же лучше, чем безликий и бессмысленный “Нокдаун”) почти карикатурно иллюстрирует известный тезис о близости голливудских блокбастеров эстетике соцреализма. То есть до такой степени, что можно сказать: товарищ Ховард верен заветам классиков советской культуры. В его масштабном (два с лишним часа) фильме въяве и звериный оскал капитализма (нищета рабочих масс и омерзительность толстопузых дельцов), и солидарность пролетариата (самые верные болельщики Брэддока – Кроу – его товарищи-грузчики из доков, где боксер, надрывая травмированную руку, зарабатывал крохи на оплату коммунальных услуг), и тип драматического конфликта: и без того донельзя положительный Брэддок, рискуя здоровьем, возвращается на профессиональный ринг, чтобы прокормить некрасивую жену (Рене Зеллвегер) и детишек, коих чуть не семеро по лавкам. Рискует он потому, что давно не тренировался, рука болит, а есть совсем нечего. Но, как у настоящей Золушки, у него есть везение и добрая фея – менеджер (Пол Джаматти из фильма “На обочине”, сильно полюбившегося в прошлом году американской критике).
Случаются в фильме моменты совершенно душераздирающие: например, сцена, когда вконец отчаявшийся Брэддок приходит в боксерский клуб и просит у лощеных импресарио милостыню на лечение ребенка. Или когда оголодавшему Брэддоку перед боем приносят мясо, и он, уже надев перчатки, ест из миски, как собака.
При этом Кроу играет своего героя с такой мягкостью, почти с умилением, что сочувствие к нему должно проникнуть в самое жестокое сердце – а уж люди, голосующие за “Оскары”, обязаны прослезиться. Ведь даже на ринге это самый человечный человек. Вломит кому-нибудь в табло, а глаза добрые-добрые, и в них прямо-таки читается мысль: “Вот теперь молочка детишкам принесу”.
И принесет, не сомневайтесь. Такой уж он отличный парень, герой рабочего класса, настоящий молодец.