ПОЛИТИЧЕСКИЙ МАЯТНИК: Справа налево

Политическая жизнь развивается волнообразно, и после либерального двадцатилетия вполне естественно ожидать некоторой возвратной волны. В конце концов наши бывшие партнеры по лагерю из Центральной и Восточной Европы уже прошли через несколько фаз правых и левых правительств. Правда, у них колебания реальной политики были не очень значительными, поскольку общество было едино в своих базовых ценностях, в своем стремлении вернуться в западную цивилизацию. У нас, естественно, амплитуда колебаний должна быть гораздо больше – общество прошло через революцию, последствия которой еще долго будут оказывать влияние на жизнь страны.

В дискуссиях последнего времени можно услышать примерно такой набор аргументов в пользу “левого поворота”: несправедливость проведенной в 90-е гг. приватизации; политический спрос на возрождение социальных благ и надежда на восстановление вкладов; тоска по коммунистическому СССР, которого боялись на Западе; расцвет коррупции в постсоветской России и неэффективность системы госуправления; потребность демократической системы периодически менять находящуюся у власти правящую коалицию. Но насколько адекватно эти аргументы отражают реальный спрос на левую политику? Представляется, что здесь смешиваются разные проблемы, имеющие весьма слабое отношение к “левому повороту”.

Не левые вопросы

Итоги приватизации вообще не проблема левой повестки дня. Достаточно посмотреть на деятельность украинского правительства, пришедшего к власти под праволиберальными лозунгами и тем не менее поставившего в качестве одной из центральных задач пересмотр итогов ряда крупных приватизационных сделок. Отношение к итогам приватизации – это прежде всего показатель зрелости и ответственности элиты. Здесь возможны разные шаги (от сохранения статус-кво до частичной реприватизации), но предпринимаемые действия должны стимулировать инвестиционную активность, а не пугать инвесторов. Ответственная и эффективная элита способна за полтора десятилетия найти решения по легитимизации итогов приватизации. Если же этого не произошло – это приговор элите (или диагноз), который “левым поворотом” не лечится.

Ностальгия по СССР – тоже не левая проблема, а скорее правонационалистическая. Именно на тоске по империи произошло выдвижение Гитлера, который, кстати, очень успешно использовал в своей пропаганде и обещания восстановления вкладов, уничтоженных гиперинфляцией. Последнее, разумеется, было забыто сразу же после завоевания власти.

Что же касается коррупции и неэффективности власти, то эти пороки уж никак не могут быть исправлены левыми силами. Левые, уповающие на большое государство, перераспределяющее деньги, гораздо более грешат коррупцией и бюрократизмом, чем правые, чьим идеалом является небольшое (по объему потребляемых ресурсов) и эффективное государство.

Даже антиолигархическая тема, столь популярная в последнее время, не является ни атрибутом, ни знаменем левых. Олигархию не любит никто. А если уж вспомнить, кто из известных в истории политических деятелей пришел к власти на волне активнейшей эксплуатации темы “борьбы с олигархией”, так это был принц Луи Наполеон, ставший впоследствии императором Наполеоном III. Именно эта тема была самой популярной в его борьбе с режимом Луи Филиппа, а затем при трансформации “второй республики” во “вторую империю”. И уж точно нынешние российские левые не имели никакого отношения к антиолигархической борьбе последних двух лет – они лишь присоединились и попытались воспользоваться темой, поднятой в президентских структурах.

Пожалуй, единственное, что остается из перечня аргументов в пользу “левого поворота”, так это тоска по социальному государству, по тем небольшим, но реальным благам, которые предоставляла советская система. Эта тема действительно важна. Однако на ней должно в настоящее время сосредоточиться любое государство – правое или левое. И не для того, чтобы завоевать симпатии граждан (что тоже немаловажно), а прежде всего потому, что инвестиции в человека являются важнейшей предпосылкой успешного социально-экономического рывка в постиндустриальных условиях. Более того, ответственное правое правительство может решать эти задачи лучше, чем левое. Левые остаются все еще в тисках или советской модели, или западной welfare state – государства всеобщего благоденствия, в основе которых лежит один и тот же принцип: массированное перераспределение финансовых ресурсов. Между тем в настоящее время, которое характеризуется демографическим кризисом (не только у нас, но и в других развитых странах), этот механизм уже не может давать эффекта: основанные на нем системы здравоохранения, образования, пенсионирования оказываются громоздкими и неэффективными. Воспроизводить их сейчас, возвращаться к столь милой сердцу левых советской модели означало бы консервировать отставание – надолго, если не навсегда.

Кстати, заявления Владимира Путина, сделанные им 5 сентября относительно приоритетов социальной политики, вполне адекватно отражают потребности развития социальной сферы вне логики возврата к “египетским котлам” социализма.

Левое предложение

Рассуждения о возможности и желательности “левого поворота” должны рассматриваться не только с точки зрения спроса на соответствующие мероприятия. Не менее важно предложение. Наличие реальной левой партии с внятной программой у нас пока просматривается с трудом. Партии, претендующие на название левых, имеют тенденцию скорее к национализму, чем к реальной экономической альтернативе. Последняя должна включать повышение налогов и перераспределение средств через бюджет в пользу малоимущих слоев. Однако у нас вряд ли кто-то сегодня готов всерьез говорить избирателям о повышении налогов. Единственное, о чем способны говорить левые, так это о восстановлении прогрессивного подоходного налога и об активном перераспределении нефтегазовой ренты. Однако эти предложения нельзя рассматривать в качестве визитной карточки серьезных партий. Восстановление сейчас прогрессии однозначно ведет к возвращению доходов в тень. А усиление использования в перераспределительных процессах нефтяной ренты приведет к тому, что страна повторит судьбу Советского Союза, экономика которого за 70-е гг. попала в полную зависимость от высоких цен на продукцию ТЭКа.

И все-таки, несмотря на все сказанное выше, “левый поворот” в России неизбежен. Но он связан не с текущей политической конъюнктурой и не с краткосрочной логикой политического цикла. По моему мнению, существуют глубокие, фундаментальные процессы, подводящие Россию к “левому повороту”. Усиление левых настроений будет связано с длинными политическими волнами, которые происходят и будут происходить в стране. Словом, эта проблема выходит за рамки 2008 г. и не ограничивается годом 2012-м.

И все-таки налево

Когда-то, в начале 90-х, многим казалось, что влияние компартии (и вообще левых) будет убывать по мере сокращения численности людей старшего поколения, среди которых немало сторонников советского (а то и сталинского) коммунизма. Отчасти это, наверное, так, если отождествлять левое движение с нынешней КПРФ, с ее ностальгией по “советскому далеко”. Однако это только одна сторона исторического процесса.

Другая заключается в том, что появляется все больше и больше людей, никогда не живших при социализме или плохо помнящих эту систему. Для них социалистическая идея может представляться вполне привлекательной: при умозрительном отношении к нему социализм выглядит весьма разумно, логично и даже элегантно. Не стоит удивляться, если умные молодые люди скоро скажут нам: “Социализм – классная идея. Наши предки были дураки, поскольку не смогли ее правильно реализовать. Вооружившись современными технологиями менеджмента, мы создадим правильную социалистическую систему”.

Я практически уверен, что к этому все сейчас идет – идет постепенно, но неуклонно. Лет через десять у нас будет вполне социалистическое молодое поколение. Кстати, эта модель развития вполне вписывается в социальную ловушку, которую можно назвать “парадоксом У Тана”. Бывшему президенту Бирмы и одному из лидеров движения неприсоединения приписывают такие слова: “Почему же бирманские студенты, которые учатся в Сорбонне, возвращаются домой коммунистами, а из МГУ – антикоммунистами?” По-видимому, такова логика формирования молодого поколения, и нам предстоит это узнать на собственном опыте.

На этот процесс наслаиваются и некоторые тенденции, все более отчетливо проявляющиеся в западном мире. После 25 лет торжества либерализма, начавшегося на рубеже 70–80-х гг., теперь усиливается усталость от него, ностальгия по левым ценностям. В частности, это нашло отражение в результатах французского голосования по евроконституции. Правда, европейский социализм теперь вбирает в себя и либеральные ценности, ставшие неотъемлемой частью современной социально-экономической доктрины.

Усиление социалистических настроений в современном развитом обществе не следует отождествлять с возвратом к сталинскому или брежневскому социализму. Та система была адекватна этапу индустриализации с доминированием сельского населения в экономике и общественной жизни. С учетом современного уровня социально-экономического развития и урбанизации речь скорее будет идти о рафинированных формах европейского социализма – экономически не очень эффективного, но, по крайней мере, и не кровожадного. Во всяком случае, на это можно надеяться. А также надо надеяться и на то, что к моменту появления реального спроса на новый социализм у нас сформируются и адекватные этому спросу политические партии. Левые и цивилизованные.