Вынуть ножик из кармана

Собственно, “Город” – единственный спектакль программы, заведомо провоцирующий давку у входа. Гришковец и Коршуновас, тем более в одной афише, – самая верная приманка для целевой аудитории “Новой драмы”. Все остальное, что может вызвать ее интерес, скорее всего, уже отсмотрено: “Бытие № 2” Ивана Вырыпаева, “Сентябрь.doc” Театра.doc и два спектакля по пьесам братьев Пресняковых (“Изображая жертву” Кирилла Серебренникова и “Воскресенье. Супер” Юрия Бутусова) – не новости для московской публики. В прочих пунктах афиши знакомые имена тоже есть, но больше незнакомых. При этом вкусу составителей программы доверять, похоже, не стоит категорически – слон новаторски выходит у них буквально из всякой мухи, будь то идущая в московском Центре драматургии и режиссуры никчемная пьеса про спортивный интернат (“Галка Моталко” Натальи Ворожбит) или поставленный в Каунасе “Маяк” Тимоте де Фомбеля – монолог больного шизофренией мальчика, живущего на маяке в компании отца, зайцев и воображаемого брата.

Характерная деталь, позволяющая оценить качество текста: о том, что брат – фантазия одинокого героя, через пять минут способен догадаться даже заяц, но драматург все равно считает нужным объяснить это в финале. Читать в буклете ссылки на традиции Пруста и Бернара-Мари Кольтеса было бы весело, когда бы подобными пустяками занимались менее одаренные люди. Но играющий пьесу актер Гитис Иванаускас и режиссер Гинтарас Варнас явно способны на что-то более интересное, чем трактовка общих мест: пьеса “Маяк” похожа на столько всего сразу, что нет смысла называть конкретные источники вдохновения автора, а уж пытаться выжать хороший театр из этого текста, относясь к нему со всей серьезностью, – безнадежное дело.

Более любопытный случай – “Жасмин” Инги Абеле в постановке Галины Полищук (Рижский театр русской драмы и Театральная обсерватория, Латвия), пример довольно агрессивной режиссуры, приложенной к совершенно безобидной пьесе. Судя по “Жасмину”, тексты Инги Абеле – латвийский аналог сочинений Ольги Мухиной, в середине 1990-х, еще до бума новой драмы, объявленной надеждой российской драматургии. Схожи здесь и квазичеховская, рассыпающаяся, как стеклянные бусы, сюжетная конструкция, и перекрестные влюбленности, и девичий лепет с легким налетом абсурда. Режиссер Галина Полищук пытается обживать этот вполне аутичный мирок как социальное пространство осколка бывшей империи, и кое-что в ее решениях занятно. Скажем, висящий над сценой экран – дисплей фантастического банкомата, использующего в качестве рекламных модулей советские плакаты, а в меню предлагающий выбрать не только язык, город и сумму наличными, но и, к примеру, режим правления (“коммунизм”, “фашизм”, “другое”). Проблема, однако, даже не в том, что и без того разболтанная структура пьесы стараниями постановщика и актеров разваливается еще больше, а в том, что авторы спектакля, а вслед за ними фестивальные отборщики явно путают скандальность с обыкновенной неряшливостью. Внятность высказывания вообще дефицит на “Новой драме”, и это дополнительно повышает стоимость вильнюсского “Города” – не только самой резкой, но и самой принципиальной трактовки пьесы Евгения Гришковца, уже идущей в двух московских театрах (в студии Олега Табакова и Школе современной пьесы).

Оскарас Коршуновас и сыгравший главную роль Саулюс Миколайтис, который значится вторым режиссером “Города”, сделали простой, но очень эффектный ход. Гришковец с его фирменной задушевностью и апелляцией к сознанию среднего интеллигента и “новая драма” с ее тягой к социальному дну и героям-отщепенцам всегда казались чем-то вполне друг другу чуждым. Коршуновас упразднил это противоречие, ткнув рефлексирующего героя “Города” в то самое дно, где обитают персонажи новейшей драматургии, и разрешив замучивший его кризис среднего возраста самым наглядным образом: в финале, поймав машину, чтобы уехать на вокзал, интеллигентный неврастеник Сергей Басин получает от водилы несколько ударов ножом в живот. Ненависть, с которой угрюмый жлоб тычет финкой в уже обмякшее тело, не то чтобы сводит на нет всю проблематику пьесы, но очевидно переворачивает ситуацию – причем не только сюжетную. Коршуновас высказался грубо и четко: драма – это не нытье на диване и ночные разговоры, а резкий конфликт и сильные страсти. А “Город” только тогда город, когда в нем есть злые улицы.