Северный завоз
Пересказывать финский спектакль “Коккола” вполне бессмысленно: он похож на безразмерный театральный сериал, где персонажи, разъезжающие в старом автобусе, напоминают одну большую бестолковую семейку, а каждая сцена – очередной анекдот на тему разнообразных национальных особенностей, которыми никак нельзя гордиться, но в которых автор пьесы и постановщик Лееа Клемола находит замечательный источник комизма. Тут безобразно напиваются, поминутно норовят раздеться догола или обмочиться, сажают инвалида мимо унитаза, ругаются так, что русский мат оказывается единственным адекватным переводом, и в целом оправдывают умозаключение о том, что человек есть существо, равноценное свинье, – но все это смешно до полного неприличия.
Это не спектакль, а какое-то разъездное фрик-шоу, парад национального самоуничижения: вот такие мы, финны, валенки, дураки и алкоголики – глядите же, глядите! Причем в этом прилюдном раздевании почти нет желчи, зато очень много обаяния. Отхохотав, начинаешь думать, что искренняя самоирония – все-таки редкая вещь и в этом, вероятно, фокус. И что в финском вышучивании собственной провинциальности (Коккола – это, к слову, название реального города) все же есть свое лукавство и позитивное мифотворчество, которое, собственно, и объясняет сумасшедшую популярность постановки на родине: персонажи спектакля беззлобны и в конце концов проявляют все те качества, которые делают самоотождествление с ними процессом вполне безболезненным.
Ну и теперь мы знаем, что такое абсурд по-фински – это когда с горя можно запросто стать тюленем.
Если в “Кокколе” новая драма живо выруливает к анекдоту, то “Дрейф” из исландского Рейкьявика – пример адекватного театрального освоения драматургической техники Verbatim – документальной пьесы. Герои спектакля – рыбаки, сидящие в кают-компании какой-то утлой частной посудины, владелец которой, видимо, уже не сводит концы с концами. Сюжетные события – вялые кухонные перебранки, зуботычины и одно самоубийство, разумно поставленное автором не в финал, а в середину текста, чтобы подчеркнуть: в принципе ничего не меняется. Режиссер и сценограф подвесили натуралистическую декорацию каюты на тросах, сделав бортовую качку постоянным фоном действия, которое было бы логично разрешить по-хармсовски: спектакль отменяется, потому что нас всех тошнит. Но вместо этого дюжие исландцы горланят песню про суровую долю рыбака, очевидно, давая нам понять, что Хармса они не знают и знать не хотят.