Не храм, а мастерская
Большой театр, стремительно вернувшись на международную арену, поставил задачу создать и собственный современный репертуар. Эксклюзивные постановки – как платье от Диора: труппа, по мерке которой они создаются, выглядит в них стройнее, моложе и элегантнее. Однако приобрести их не менее проблематично, чем обзавестись именитым кутюрье: современный балетный театр уже не первое десятилетие страдает от кризиса идей. Даже Мариинка, извечный соперник Большого, вынуждена ограничиться освоением уже проверенной классики ХХ века.
Алексей Ратманский, второй год возглавляющий балет Большого, внедрил в труппе практику workshop’ов, популярную в западных балетных компаниях. Прошлогодняя “Мастерская”, созданная силами русских хореографов, работающих в Москве, Петербурге и Америке, хотя и не обогатила репертуар, послужила примером: на этот раз в недрах самого театра нашелся десяток артистов, решивших попробовать себя в качестве хореографов.
До показа дошли только четверо: ведь “Мастерская” для танцовщиков остается факультативной работой, не освобождающей от спектаклей, репетиций и гастролей.
На первый взгляд постановки разительно отличались друг от друга. 21-летняя студентка балетмейстерского факультета Академии хореографии Анна Балукова выбрала 4-минутную песню Пелагеи “Вечериночная”, которую сама исполнила босиком в длинной рубахе до пят. Ведущая балерина театра Марианна Рыжкина на фрагмент Скрипичного концерта Бруха поставила номер “Капричос”, использовав собственные богатые возможности классической исполнительницы и семерку мужчин для антуража. Незаменимый исполнитель игровых партий Андрей Меланьин, самый опытный из участников “Мастерской”, в балете “Поцелуй ветра” смешал классические pas и лексику модерна и попытался придумать оригинальную композицию, заставив обуться в джазовки и затанцевать артисток Российского национального оркестра, в сопровождении которых шел его “Поцелуй ветра”. А главный трюкач Большого Морихиро Ивата под музыку японских барабанов представил 32-минутный сюжетный спектакль, в котором придумал виртуозные соло не только для себя, но и еще для четырех молодых танцовщиков.
Однако все постановки выдали общую генеалогию их участников: превращая героев в птичек, зверушек, воинов или сомнения, даже в джазовках или босиком они норовят так распахнуться в port de bras, чтобы, как улановская Джульетта, объять мир, или взметнуться в jete, будто за ними – строй восставших спартаковцев. Они норовят спрятаться за знакомыми формулами, используя их как спасительные котурны. Мышцами исполнителей (уже приобретших опыт работы с первоклассными постановщиками) они оказались более современны, чем хореографической мыслью. Возможно, накопление постановочных идей через несколько сезонов все же обернется возникновением спектаклей собственных хореографов в репертуаре Большого.