Тяжкая зрелость
Выставка была анонсирована как юбилейная – к 130-летию Кончаловского, которое будет в феврале следующего года. На ней обещали показать признанные музейные шедевры и совсем неизвестные работы. Формально обещание галерея выполнила. Из Третьяковки достали хрестоматийную “Сирень” – главный советский реалистический букет. Можно было бы назвать этот букет эталонно-соцреалистическим, но тяжелые сиреневые грозди ничего идеологического в себе не несут, разве что подмечают предельную красоту зрелости, за которой – неизбежное увядание. Обещанные работы, которых не видела публика, – это те картины, к рамам которых привинчена табличка “Из собрания Н. С. Михалкова”. Таких работ большинство из шестидесяти, составляющих выставку, и они наверняка имеют материальную ценность. Но все эти портреты и пейзажи вовсе не лучшие среди того моря живописи, которое сотворил за восемьдесят лет жизни художник Кончаловский, писавший по-графомански много, почти безостановочно.
В галерее “Дом Нащокина” не задумываются, как развесить картины, оттого выставку смотреть тяжело. Ранние вещи, в которых видны темперамент, яркость красок и лихое, варварское копирование Сезанна, соседствуют с поздними, когда палитра художника отяжелела и его картины превратились в результат почти физиологического процесса перевода увиденного в живопись.
Можно сказать, что реалистический, например, портрет красавицы Г. А. Егоровой, написанный в зрелые тридцатые годы, хорош. Но если мысленно поставить с ним рядом шедевр раннего Кончаловского, азартный “Портрет художника Г. Б. Якулова” (его нет на выставке), то печаль о том, что делает с людьми время, становится едва выносимой. Конечно, такое сравнение негуманно, можно ли сетовать, что в герое Никиты Михалкова из “Статского советника” не осталось ни капли искренности и естественности мальчика из “Я шагаю по Москве”? И все же.
Есть художники, которые прожили долгую жизнь и писали очень много, и не всегда живопись таких художников с годами безнадежно тяжелеет и увядает. Иногда молодой азарт сменяется просветлением мудрости или абсолютной виртуозностью кисти. Петр Петрович Кончаловский, в юности хулиганивший на первых выставках “Бубнового валета”, заканчивал жизнь народным художником той страны, где за формалистическое хулиганство могли и в лагеря отправить. Но он с формализмом покончил не вполне, вождей на трибунах не изображал (зятю Сурикова и тестю автора гимна СССР без этого можно было и обойтись), жил по большей части за городом, писал природу и портреты. Как вспоминают близкие, он был доволен жизнью и бодр, вот только краски у него на холстах ложились все тяжелее и палитра заметно мрачнела.