Пере-чат-ывая миф
Миф о Минотавре, легший в основу пелевинских штудий, изобилует сугубо современными коннотациями. Для любого перечитывающего и переписывающего он золотая жила. В одном из первых архаических хорроров есть все необходимые составляющие для залихватской актуализации: первобытный страх, леденящая душу мистичность, упоительная решимость героя-одиночки, бликующий эротический подтекст... Наступив, возможно, на горло собственной песни, отважный Тесей – Пелевин не избрал для себя в этом чарующем лабиринте путь наименьшего сопротивления. Остров Крит отнюдь не стал у него, вослед прямо напрашивающемуся в качестве аналогии аксеновскому Острову Крыму, узнаваемой метафорической парадигмой. А быкоголовый монстр Минотавр в этом перепеве никоим образом – к чуть удивленному разочарованию многочисленных поклонников – не отдает напрашивающимися образами “чудища обла”, былинного олигарха или, на худой конец, простого оборотня в погонах.
Словно бы тяготясь прилипшим к нему плащом поп-звезды от литературы (по аналогии с метафизическим “шлемом ужаса” – непознаваемой сущностной монадой), Пелевин двинулся в непроходимые дебри, отчаянно ломанулся в любомудрую умозрительность. В то время как почти все его коллеги, наоборот, пытаются “стать ближе к массам”, охватить профессиональным неводом как можно большее число потребителей, Пелевин стремится сохранить “культовость”: он враз отсекает добрую половину потенциальной аудитории, демонстрируя большинству читателей свою гордую спину (благо имеет на то и возможности, и, наверное, право). Однако про “новые технологии”, к коим издавна испытывает сложное чувство любви-ненависти, при этом не забывает.
“Шлем ужаса” написан в форме интернет-чата, в который вовлечена восьмерка странных персонажей, одним прекрасным утром обнаруживших себя в жестко ограниченном и одновременно беспредельном пространстве некоего “гостиничного номера” (каждый – своего). Единственным способом общения им служит подобие каких-то над/пракомпьютеров, намертво вделанных в стены. О героях нам не известно ничего, кроме их выразительных ников – Monstradamus, Organizm(-: или UGLI 666. Всю прочую конкретную информацию местный демиург-админ неизменно блокирует, не без остроумного изящества заменяя ее, на пару с ненормативной лексикой, значками ххх. Герои конечно же скоро догадываются, в реинкарнацию какого мифа они попали. И принимаются томительно ждать спасителя Тесея – либо уж, в конце концов, Минотавра, резонно предполагая, что как первый, так и второй вполне может явить себя в ком-то из них самих.
Изощренная герметическая структура, тип онлайнового вербатима, уже востребованного творцами новой драмы, казалось бы, дает автору широчайшие возможности художественно реконструировать живой язык повседневности. Но, с другой стороны, поставленный им же над собой закон (свято от первой до последней страницы выдерживаемый) эквивалентности специфической “чатовой” стилистике постепенно переводит столь увлекательно начавшуюся историю в обидно жужжащую монотонность, столь хорошо знакомую всякому присяжному интернет-пользователю.
В книге, несмотря на все ее структурно-технологическое “новаторство”, есть, несомненно, многие достоинства. Ворох эффектных словесных конструкций, оборотов, то и дело проблескивающих сквозь тягучую ткань. Мгновенно отзывающиеся в памяти ссылки на целый ряд филосософски-религиозных сочинений об условном “чистилище” (и прежде всего, на сартровскую “За закрытой дверью”), уже упомянутое авторское бесстрашие, граничащее с залихватской, города берущей наглостью. Конечно же целая штольня разнообразных культурологических, эзотерических и чисто литературных пластов. Меня, например, в этом богатстве более всего прельстило предфинальное поголовное “Тошнит” всех действующих лиц – апеллирующее, похоже, к гениальной миниатюре Хармса.
Но вообще, при виде всего кладезя мировой мудрости, таящейся в тексте, я нахожу в “Шлеме ужаса” скорее нечто простое и игривое. Словно под страшной головой Минотавра скрывается лукавая ухмылка нового мифоборца В. О. Пелевина. “Не угодно ли этот финик вам принять?”