Евроваленки

Фестиваль Нового европейского театра появился в Москве в тот момент, когда у нас только-только начали осознавать масштаб культурной пропасти, отделяющей российскую сцену от мировой. Для этого потребовалось, чтобы в 1990-х московская публика прошла серьезный театральный ликбез под названием “Фестиваль имени Чехова”. Спешно латая дыры в нашем образовании, Чеховский фестиваль завозил в Москву то, о чем мы прежде могли только прочесть: за несколько лет здесь побывали практически все мегазвезды режиссуры 60–80-х – от Питера Брука до Роберта Уилсона.

Это было прекрасно и необходимо, но недостаточно, как справедливо решили несколько 30-летних московских критиков, придумавших фестиваль NET, чтобы пригласить в Москву своих ровесников – режиссеров 90-х, чьи имена тогда только начинали формировать европейский театральный ландшафт, а гонорары еще не выросли до небес.

Спустя семь лет кажется, что мы незаметно пережили целую эпоху. Сегодня в театральной Европе задает тон поколение, выходившее на сцену после падения Берлинской стены: достаточно вспомнить Томаса Остермайера, самого дорогого (в том числе и в буквальном смысле) гостя прошлогоднего NET’а. Москва, в свою очередь, объелась гастрольным театром – как старым, так и новым. Чеховский фестиваль превратился в двухмесячный сценический марафон, исчерпал лимит знаковых имен и теперь везет в Москву экзотику – спектакли из Кореи и Бразилии. Всего за несколько лет мы привыкли узнавать европейские театральные новости практически в режиме реального времени. И не удивляться, слыша в этих новостях имена соотечественников.

Открывающий седьмой NET спектакль Андрея Могучего “Между собакой и волком” – идеальная иллюстрация к этим изменениям театрального пейзажа. Во-первых, он сделан и впервые показан в Европе – год назад премьера прошла на фестивале русского искусства в Ницце. Во-вторых, эта работа органично вписывается в новую театральную моду.

Если несколько лет назад актуальный театр был жаден до новой драмы – колючих и нецензурных текстов об обитателях социальной обочины, то сегодня больше востребована игра на границе жанров и видов искусств – а для Андрея Могучего и его Формального театра это вещь совершенно естественная. Через заковыристый текст Саши Соколова французы все равно не продрались бы ни за что. Да и как его переведешь? И Могучий нашел визуальный аналог соколовской прозы в живописи ван Эйка и Брейгеля-старшего. Одел своих артистов в ушанки и ватники и развесил на сцене диковинную рухлядь со всех блошиных рынков Лазурного берега. Стилизованный таким образом русский быт удивительно напоминает классические голландские полотна с зимними пейзажами и катанием на коньках. Еще удивительней то, что новому европейскому театру наши валенки пришлись совершенно впору.