“Слава – страховой полис”

Сегодня на Новой сцене Большого театра – премьера оперы Прокофьева “Война и мир”. Партия Кутузова отведена звезде постановки – всемирно известному Паате Бурчуладзе, чье имя украшает афиши лучших оперных театров.

– Почему галерею своих образов вы решили ныне пополнить партией Кутузова?

– Я очень люблю музыку Прокофьева. Много пел “Огненного ангела” и в La Scala, и в Covent Garden. Но предложения спеть в “Войне и мире” то и дело перебивал какой-то иной контракт. Никак не находилось времени для Кутузова. А сейчас я заранее подготовился к этой работе, сделал для нее паузу в расписании. Вообще, Москва для меня родной город. И конкурс Чайковского, и все мои первые зарубежные поездки – все начиналось из Москвы. И сейчас я действительно вновь насытился Москвой. И если речь идет о Кутузове, спеть эту партию в Большом театре – это самый классный из всех возможных вариантов. Это огромная честь. Я здесь по приглашению Мстислава Ростроповича. Это было именно его желание, чтобы я принял участие в этой постановке.

– Но Мстислав Ростропович при скандальных обстоятельствах покинул постановку за десять дней до премьеры, отказавшись от дирижерских полномочий, а вы – нет.

– Все, что произошло за кулисами между дирекцией театра и великим маэстро, думаю, не должно волновать всех остальных, включая солистов. Мне кажется, Ростропович – тот человек, который всегда поступает правильно. Значит, так должно было случиться. Но Ростропович совершенно не сторонник того, чтобы я в знак солидарности с ним отказался от участия в этой постановке. Наоборот, он говорил мне, что я должен довести этот проект до конца. У меня есть свой контракт с Большим театром. К тому же в театре ко мне очень хорошо относятся и делают все касательно меня очень честно. Так что я ни в коем случае не должен убегать с постановки.

– Часто ли на постановках возникают подобные конфликтные ситуации?

– На каждой постановке в любом театре обязательно происходит что-то подобное. Конечно, жалко, что такая ситуация возникла вокруг Ростроповича. В этом, конечно, есть что-то сенсационное. И у каждой стороны есть своя правда, где-то большая, а где-то меньшая.

– А вы сами часто дверью в театрах хлопаете?

– По молодости лет частенько хлопал. Моя международная карьера началась в Германии, где я сразу же столкнулся с такими постановками, которые иначе как капустники не назовешь. Хотя все они там делаются на полном серьезе. Первый раз я поссорился с режиссером и покинул театр, второй и третий раз – то же самое, а на четвертый раз у меня возникли серьезные проблемы с дирекциями театров. И каков результат? Я без работы, а эти нелепые спектакли все равно выходят, но с другими исполнителями. Так что война оказывается бессмысленной. И я пришел к выводу: если не удается найти общий язык с режиссером, актер в любых условиях должен делать свое дело – прежде всего отвечать за собственное пение. Как-то в Штутгарте постановщик требовал, чтобы Борис Годунов пил водку вместе с Юродивым. Это, конечно, уже перешло все границы допустимого. И в очень напряженной беседе с режиссером, все же избежав ссоры, мне удалось договориться о том, что Борис оставляет Юродивому бутылку и уходит. Так все-таки Борис и Юродивый вместе не гуляли. Вот она – наука компромисса.

– В чем отличие репетиционного процесса в Большом театре от Metropolitan или Covent Garden?

– В том, что сегодня мы еще точно не знаем расписания репетиций на завтра. А на Западе расписание известно на месяц вперед. Но в этой непредсказуемости есть своя прелесть. Надо учиться не относиться ко всему происходящему в жизни критически.

– Что сегодня главное для оперного певца?

– В первую очередь нужна удача, которую поймать невозможно. Она или есть, или нет. Удача – основа любой карьеры. Следом нужна щепотка обаяния и настоящая харизма. И лишь только потом – хороший голос. В Америке, например, я убедился, гораздо большее значение имеет то, кто выходит на сцену, нежели как он поет. Слава – надежный страховой полис. И если знаменитость еще и хорошо поет, в Metropolitan, например, вообще все с ума начинают сходить. Так что в этом плане я не могу жаловаться. В мире я очень известный певец. Но, в принципе, качество спектакля не всегда адекватно его зрительскому успеху.

– Певец – это такой же товар, нуждающийся в рекламе?

– Товар – слишком грубо сказано. Все-таки нас театры не покупают, а приглашают на работу. И у артиста всегда есть право принять или отвергнуть предложение. Но певец непременно должен менять страны и театры. Если певец застревает в каком-нибудь одном театре, даже самом лучшем в мире, он быстро исчерпывает себя. Развиваться, сидя на одном месте, невозможно.