Поцелуй Саломеи

– Победа на конкурсе в СССР была важным фактором в вашей профессиональной судьбе?

– Лучшего конкурса, чем соревнование в Москве, не было в моей жизни. Я совсем не рассчитывала, что смогу победить. Требования к участникам были очень жесткими, а обязательная программа крайне разнообразной и сложной. Поэтому я хотела просто воспользоваться возможностью и посетить ту часть мира, в которой я никогда не была. Я приехала с легким сердцем и без всяких амбиций. Я чувствовала себя туристкой и пела для себя. И восторженный прием публики с первого дня, и золотая медаль в финале повергли меня в шок. Я так и не поняла, как я, американка, стала триумфатором на советском конкурсе. В моей стране эта победа стала огромной рекламой. В шоу “Доброе утро, Америка”, в телевизионных программах говорили о ней, писали во всех газетах. И многие события в моей жизни произошли именно благодаря победе на конкурсе. The New York Times на мое исполнение “Ариадны на Наксосе” Рихарда Штрауса в скромной Бостонской опере написала такую хвалебную рецензию, какую даже моя мама не смогла бы написать. И я тут же получила приглашение от Metropolitan Opera участвовать в постановке “Электры”.

– Вы из тех редких певиц, не скрывающих, что читаете статьи о себе?

– Я, конечно, не гоняюсь за каждой статьей о себе и не бегаю по Интернету в поисках чего-то новенького. Но читаю все, что оказывается в поле моего внимания. Наверное, потому что рецензии очень хорошие – даже лучше, чем я сама о себе думаю. Быть может, когда статьи станут ругательными, я перестану их читать. Но пока у меня нет повода бояться свежих газет.

– Что значит быть оперным певцом экстракласса?

– Сейчас очень важно, чтобы публика как можно больше знала о человеке, который стоит на сцене. Поэтому я часто меняю свой оперный репертуар и даже пою в шоу на Бродвее, чтобы показать, какая я. Что моя личность – это не вагнеровские героини. Так получилось, что вагнеровские героини вошли в мою жизнь значительно раньше, чем мне того хотелось. Мне бы хотелось оставаться подольше в итальянском репертуаре и пока повременить с Вагнером, поэтому я только что отменила свою первую Брунгильду и не стану петь Изольду до 2008 г. Если я часто буду соглашаться петь Вагнера, театры начнут эксплуатировать меня лишь в этом амплуа, а для итальянских опер найдут других певиц. Думаю, что я быстро заскучаю, если буду петь все время одно и то же. Нужно постоянно искать новые эмоции, исследовать голос.

– Какой вам видится опера лет через 20?

– Думаю, опера ошибочно стремится быть слишком визуальным искусством. Большее значение придается внешним аспектам, а не тому, что говорится со сцены. Сейчас опера рвется на телевидение, становится мультимедийным искусством. Хотя на самом деле опера – более интимное, закрытое искусство, которое высказывается о великих страданиях душ, и туда не надо лезть с камерой.

– Вы радикально сменили имидж, когда администрация Covent Garden разорвала с вами контракт из-за “лишних килограммов”.

– После того как Covent Garden разорвал со мной отношения, у театра возникли проблемы гораздо большие, чем мои бедра. Если серьезно, я много раз пыталась похудеть. Однажды сбросила 35 кг, но потом набрала их снова. Одно время мне казалось, что я просто умираю. Я испытывала жесточайшую фрустрацию, в момент пения внутри меня бушевали страсти, а из-за своего веса я не могла их выплеснуть наружу. И я решилась на операцию на желудке. И, хвала Господу, риск оправдался. Всю свою прошлую жизнь я должна была думать о неприятных мелочах – помещусь ли я в кресле самолета, застегнется ли ремень, какова будет кровать в отеле. Это настоящее высвобождение, экстаз. Это все равно что петь Изольду первый раз в жизни.