ГОСУДАРСТВО И РЫНОК: От адюльтера к браку по расчету
Еще более 10 лет назад американский экономсоциолог Фред Блок написал о том, что настало время новой парадигмы в понимании взаимодействия государства и рынка. Дело в том, что в привычной для нас парадигме они достаточно жестко противопоставлялись друг другу и все споры велись по поводу того, насколько велико должно быть вмешательство государства в экономику – следует наращивать или сокращать государственный бюджет, повышать или снижать налоги, национализировать или приватизировать активы. При этом либералы, разумеется, превозносили достоинства рыночного регулирования и предлагали минимизировать присутствие государства. А консерваторы, наоборот, защищали государство и пытались расширить зоны его воздействия. Но в любом случае государство и рынок представлялись в качестве антагонистов, борющихся между собой по принципу “кто кого”. Более того, считалось, что их взаимопроникновение, порождающее уродливые симбиозы в виде олигархических хозяйственных структур (если победил бизнес) и коррумпированных чиновничьих режимов (если победило государство), крайне вредно для общества.
Подобные споры продолжаются и сегодня, но пришло время по-иному взглянуть на традиционное противостояние. И в новой парадигме главным вопросом становится не количественное соотношение государственного и рыночного секторов и кто кого в итоге вытесняет. Главное – это в каких институциональных формах и по каким правилам происходит интеграция государственных и рыночных структур. За этим стоит совершенно иной взгляд на роль государства в экономике, который уже не видит в нем сугубо внешнюю силу, способную либо давить рынок, либо освободить его от своего присутствия. Новая парадигма исходит из признания того, что государство активно формирует рынок, а рынок, в свою очередь, не менее активно влияет на структуры политической и административной власти. В результате они воспроизводятся друг через друга, порождая системы управления, в которых тесно интегрируются частные интересы участников рынка и интересы государственных структур.
В последние годы было высказано немало опасений по поводу возможной национализации активов в стратегических отраслях путем пересмотра итогов приватизации. И казалось, дело ЮКОСа стало началом такого процесса. Однако в действительности оно стало сигналом к построению иной модели – специфического партнерства государства и бизнеса, когда государство не экспроприирует активы крупной компании, а покупает их по рыночной стоимости, закрывая тем самым вопрос о “неправедно нажитой собственности” в эпоху залоговых аукционов. При этом наряду с фактической национализацией компаний, как это произошло в случае с “Сибнефтью” или “АвтоВАЗом”, заставляющей бывших хозяев покидать стратегические отрасли, в перспективе возможно утверждение и более мягкой, компромиссной, модели, когда государство оставляет функции стратегического управления в руках частных собственников, приобретая блокирующий пакет акций и посылая своих представителей в совет директоров. В результате без ликвидации частной собственности как таковой государство получает контроль за финансовыми потоками, а заодно перекрывает каналы финансирования возможной политической оппозиции и, наконец, понуждает крупный бизнес к “корпоративной социальной ответственности”, под которой у нас пока что понимается принудительное участие в финансировании социальных программ.
Что все это означает? Это означает, что вместо обычной коррупции (неформальных поборов за право существования бизнеса) и скрытого проращивания государства в бизнес в виде неформального контроля над предприятиями со стороны отдельных влиятельных чиновников в своих частных интересах выстраивается новая система официального присутствия постоянных представителей государства – своего рода “смотрящих” или, если угодно, “комиссаров”. Конечно, было бы наивно полагать, что время откатов и частных чиновничьих интересов ушло в прошлое. Чиновники своего не упустят. Но, по крайней мере, на поверхности взаимоотношения государства и бизнеса оформляются куда более официальным образом. Это уже не понуждение к адюльтеру, а скорее предложение брака по расчету.
Правда, когда говорят о партнерстве государства и бизнеса, на лицах невольно появляются кривые усмешки. Ибо государство, как правило, делает предложения, от которых нельзя отказаться. И кто является старшим партнером, никогда сомнений не вызывает. Но в данном случае нельзя сказать, что бизнес выступает исключительно страдающей стороной (по крайней мере, назвать Романа Абрамовича пострадавшим от продажи “Сибнефти” не поворачивается язык). Ведь те, кто пойдет на сотрудничество и “добровольно” поделится с государством частью своих активов, отказавшись при этом от самостоятельной политической линии, не только получат откупные, но предохранят себя от сумы и тюрьмы – от приватизации и от наездов за прошлые грехи.
В этом смысле становится более понятной и ситуация с ЮКОСом. Все то, что считалось причинами расправы – политические амбиции Михаила Ходорковского, финансирование “не тех” политических партий, желание продаться иностранцам, – по сути было частным проявлением одного более общего принципа – педалирования частных интересов и нежелания интегрироваться с государством. В результате последовали санкции – топорные и бескомпромиссные, но от этого только более убедительные. И противостояние сразу стало немодным.
Мы не станем влезать в споры по поводу того, какая модель эффективнее или сопряжена с более низкими издержками для бизнеса – “старая добрая” коррупция, позволяющая, словами классика, “откупиться от сволочей”, а дальше делать, что хочешь; теневые стратегические альянсы предпринимателей и чиновников – эта чуть осовремененная форма традиционных кормлений или новая система более явного финансового контроля. Тем более что вопрос о том, нравится эта новая модель или не нравится, вроде бы не стоит. А поскольку согласия бизнеса особо не спрашивают, то остается расслабиться и получать свою выгоду.