Полина Виардо и время до


– Орфей Глюка в редакции Берлиоза – одна из самых низких и трудных партий, написанных для женского голоса. Вам не страшно было дебютировать в Москве именно в ней?

– Бесспорно, это очень низкая контральтовая партия. Но иногда я могу себе позволить исполнять подобные роли, хотя они и требуют максимальной сосредоточенности на вокальной технологии и изнурительной работы, чтобы верно распределить силы от начала и до финала. Но, к счастью, основная часть партии Орфея написана все-таки в том центральном диапазоне, где мне петь очень удобно.

– Большую часть вашего репертуара составляют брючные партии. Что в этих ролях интригующего для женщины?

– Выходить на сцену в мужском костюме – испытание для женской фигуры. Еще забавно почувствовать себя каким-то неведомым зверем. Должна признаться, я часто не могу понять мужскую психологию. Но замечаю, что в брючных оперных партиях больше чувственности, чем, к сожалению, у реальных мужчин.

– Вам не хотелось бы попробовать свои силы в репертуаре более шлягерном и приносящем значительно больше популярности?

– Современная оперная действительность требует от певцов универсальности. Конечно, мне хотелось бы петь Верди, но на него у меня просто не хватает голоса. Вообще, большую часть репертуара XIX в. я петь не могу: там мощный насыщенный оркестр, с которым мне сложно иметь дело. А оперы XVIII в. благоприятны для моего голоса. С помощью моих природных способностей и труда мне удается добиваться на этой территории достойных результатов. Поэтому я решила выбирать такие партии, которые являются окном в тот репертуар, который, может быть, не очень известен, но где я лучше всего могу выразить свою индивидуальность. Барочная музыка в своей основе очень простая. И только исполнитель и его техника придают этой музыке и обаяние, и виртуозность, и персонифицированное звучание. Правда, сегодня мое сердце все сильнее бьется в ритме Россини. Мой голос, колоратурное меццо-сопрано, идеально подходит для его музыки. Я уже много раз пела Розину в “Севильском цирюльнике”. И просто обожаю петь Золушку. Она не только принесла мне известность, но и позволила поверить в свои силы. И теперь, когда я получаю приглашения от лондонского Covent Garden или Зальцбургского фестиваля, происходящее не кажется мне сном, который закончится слезами вместе с рассветом.

– Что сегодня помогает и мешает певческим карьерам?

– Сегодня сделать достойное имя оперному певцу очень трудно, так как изменилась концепция оперного театра, даже по сравнению с серединой ХХ в. Раньше оперный певец был основой всего, и сначала определялись исполнители, а потом уже выбиралась опера для постановки. Сейчас театрами делаются всякие совместные постановки, потому что это дешевле, и первым делом на афишах возникают названия опер. Потом уже начинают подбирать певцов. Свободен певец – хорошо, нет – найдем другого. Это общемировая практика, которая делает певца элементом общего конвейера, где присутствие личностей совсем не обязательно. И я прохожу самый обычный путь оперной певицы. Я много училась и часто плакала от несправедливости. Но всегда получала большое удовлетворение от того, что делала. Я никому ничего не должна и могу гордиться тем, что свою карьеру делаю честно и самостоятельно.