Утверждавший воскресение


Выставку восьмидесяти небольшого формата рисунков (бумага, графитный карандаш, уголь) Василия Чекрыгина из собственного хранилища и из собрания Константина Григоришина Пушкинский музей приурочил к выходу в издательстве “Русский авангард” монографии Елены Муриной и Василия Ракитина. В ней собраны и откомментированы тексты самого Чекрыгина – статьи, письма и дневниковые записи. И книга, и выставка вызывают самые серьезные и редко сейчас испытываемые чувства – удивления и настороженного восхищения.

Чекрыгин погиб в результате несчастного случая в 1922 г. в возрасте 25 лет. Оставил после себя немного живописи и большое количество рисунков, в которых его индивидуальная художническая манера сплавлена с большой традицией европейского христианского искусства. Глядя на его рисунки, вспоминаешь не столько современных ему экспрессионистов, но и гравюры Рембрандта и Гойи. И величие этой традиции в чекрыгинских рисунках буквально возрождается. Хочется даже произнести “гениально возрождается”, но как точно написал сам Чекрыгин: “Я не гений, но гениален”. В его безусловной одаренности как художника и религиозного мыслителя очевиден огромный творческий потенциал, но нельзя точно сказать, как бы он реализовался, проживи Чекрыгин дольше. Наследие его слишком невелико, чтобы смело зачислить художника в разряд великих, и слишком патетично, чтобы не подозревать его если не в безумии, то в юношеском фанатизме и экзальтированности.

Возрождение – неизбежное для разговора о нем слово. Чекрыгин обрел своего духовного учителя в русском философе Николае Федорове, проповедовавшем грядущее воскрешение умерших во плоти не как религиозную метафору, а как практически решаемую научную задачу ближайшего будущего. Серия “Воскрешение мертвых”, показанная на выставке, задумана как приготовление к грандиозной фреске. Статья “О соборе Воскрешающего музея. О будущем искусства, музыки, живописи, скульптуры и слова. Москва, 1921 г.” написана о теургической миссии художника. Причем написана она совершенно библейским, пророческим, слогом: “Зазвучат мощнее океанов хоры художников сынов, и посылаемые грозы в глубины земли сотрясут ее, и польются из нее подземные воды, вынося прах отцов”. И так много страниц. Впрочем, можно назвать это поэзией – художник писал стихи и приятельствовал с Хлебниковым, Маяковским, Есениным.

Пророка в Чекрыгине видеть, конечно, странно, но и впечатления его тексты и рисунки не произвести не могут. Особенно сегодня, когда прагматизм и в искусстве, и в жизни торжествует в какой-то до полной глупости примитивной форме. Возможно, именно в нынешние времена отношения к искусству как продукту потребления – массового и гурманского – творчество Василия Чекрыгина будет особенно привлекательно для широкой публики. В качестве противоядия, для сохранения здравомыслия. Правда, и при жизни художника его высоко ценили современники – за безусловный талант, за дерзость мысли, трепетность и светлость облика. А ведь это была короткая эпоха как раз непрекращающихся пророчеств и утверждений нового искусства и поиска новой духовности.