СТРАНА И НЕФТЬ: От “сырьевого придатка” к “лидеру мировой энергетики”


В 2005 г., во время предыдущего саммита “большой восьмерки” (G8) в шотландском городе Глениглсе, президент России Владимир Путин объявил главную тему российской встречи лидеров самых мощных стран мира: обеспечение энергетической безопасности человечества. В решении этой глобальной проблемы Владимир Путин отвел России одно из ведущих мест.

Кое-кто на Западе усмотрел в заявлениях Владимира Путина геополитическую угрозу. А после газового конфликта с Украиной многие западные СМИ прямо заговорили о российском “газовом оружии” и возрождении российских “имперских амбиций”.

Российская оппозиция, в свою очередь, стала активно пропагандировать внутри страны точку зрения, что “энергетический выбор России” означает в перспективе экономический и политический тупик, ибо превращает Россию в “бензиновое государство”, “сырьевой придаток развитых стран”. Надо разобраться.

Миф о “сырьевом придатке”

Сегодня поиск, разведка и добыча нефти и газа – одна из самых высокотехнологичных и наукоемких отраслей в мире, ничуть не менее наукоемкая, чем космическая техника или разработка компьютеров. Самые крупные суперкомпьютеры в мире на 70–80% загружены обработкой данных трехмерной сейсморазведки для поисков и разведки нефтяных и газовых месторождений. Современная энергетическая индустрия требует современных материалов, электроники, развитой химии и т. д.

Поэтому на деле, хотя нефть и газ “добывают” многие, сегодня только несколько наиболее высокоразвитых стран обладают технологиями поиска, добычи и транспортировки углеводородов.

Правда состоит в том, что “бензиновые страны” малоразвиты не потому, что они “избалованы дешевыми нефтедолларами”, как иногда пытаются представить дело, а потому, что они по большому счету всего лишь клиенты высокоразвитых стран и скорее “присутствуют при добыче нефти и газа”, получая ренту за наличие у них запасов, чем содержательно участвуют в процессе.

Точно так же богатые страны богаты вовсе не потому, что “не имеют дешевого сырья”. США еще совсем недавно – лет пятьдесят-шестьдесят назад – получали свои основные доходы от экспорта нефти и алюминия. Это не помешало им превратиться в самую могущественную страну мира.

Россия в этом отношении так же уникальна, как США два поколения назад: в отличие от “бензиновых” и большинства “развитых стран” Россия располагает и обширными запасами энергетического сырья, и всем спектром технологий его поиска, разведки и добычи.

Миф о “бензиновом государстве”

Непонятно, почему заявление Владимира Путина о том, что Россия готова стать гарантом энергетической безопасности мира, и прежде всего Европы, следует расценивать как намерение российской власти ограничить мировую роль России только и исключительно нефтегазовой компонентой?

В любом случае, как ясно следует из слов президента, речь идет обо всем комплексе энергетических проблем, а не только о поставках нефти и газа: об атомной энергетике, об управляемом термоядерном синтезе, о водородной энергетике, о топливных элементах, о возобновляемых источниках энергии и т. д. Это все исключительно наукоемкие высокотехнологичные отрасли.

Энергетический вектор развития никак не противоречит возможности продвижения российской экономики по любым другим направлениям.

В то же время в энергетической области, в самом широком смысле слова, Россия имеет очевидные конкурентные преимущества, и совершенно непонятно, почему она должна воздерживаться от их использования? Скорее, вопрос в том, как эти преимущества использовать наиболее эффективно.

Есть два измерения проблемы: политическое и экономическое.

Энергетический вектор интеграции

Европейский союз начинался в 1951 г. со вполне сырьевого Европейского объединения угля и стали. Не только уголь, но и другие энергетические ресурсы могут оказаться не менее мощными интеграторами в наше время.

События последнего времени показывают, что среднеазиатские страны, конкурентные преимущества которых, как и преимущества России, лежат в энергетической области, достигли, по-видимому, понимания того, что конкурировать им друг с другом и с Россией во внешнем мире невыгодно.

Санкт-Петербургский саммит Евроазиатского экономического союза (ЕврАзЭС), состоявшийся прием в члены этой организации Узбекистана, готовность последнего вернуться в Организацию Договора о коллективной безопасности и в Таможенный союз, а также работа над энергетическим балансом ЕврАзЭС свидетельствуют, похоже, о переходе интеграционных процессов на постсоветском пространстве в новое качество.

Общность энергетических интересов рано или поздно должна подтолкнуть эти страны также и к решению сложнейшей проблемы гармонизации валютных систем. Возможное ее решение лежит на пути создания резервной системы ЕврАзЭС – своего рода консорциума национальных и даже крупных коммерческих банков, которому будет передано эксклюзивное право быть единственным союзным эмиссионным центром.

Если военная, экономическая, финансовая и внешнеполитическая компоненты интеграции пройдут успешно, совокупное могущество входящих в ЕврАзЭС государств и их политический вес на мировой арене существенно возрастут. России, однако, не следует повторять исторические ошибки и превращаться в донора отстающих. Политика должна быть “концентрированным выражением экономики”, а не наоборот.

Значителен интеграционный потенциал энергетического фактора и на другом – западноевропейском – направлении, хотя стимулы здесь, как представляется, иные. В Западной Европе существуют весьма могущественные круги, недовольные тем вассальным по отношению к США положением, в которое западноевропейские страны попали в результате Второй мировой войны. Эти силы надеются на изменение мирового баланса сил в свою пользу и рассматривают Россию и страны Средней Азии как необходимые для нового возрождения Европы независимые от США источники энергетического сырья.

Похоже, в России эти настроения встречают понимание. Высказывания Путина о гарантиях экономической безопасности адресованы, как кажется, прежде всего Западной Европе.

Такая интеграция, однако, очень непроста. В той же Европе стремлению к интеграции с Россией противостоят не менее могущественные круги, извлекающие выгоду из трансатлантических отношений. Эти круги, судя по ряду признаков, и стремятся дискредитировать Россию как серьезного партнера для Европы.

Немаловажна будет роль Турции: вступит ли она в ЕС и если вступит, то в каком качестве? Если в Турции победит западноевропейский политический вектор, она может стать для России и Западной Европы главным маршрутом интеграции – в обход прибалтийско-польско-украинской “разделительной полосы”. Здесь, однако, до какой-то определенности далеко и, как показывает украинский газовый кризис, события могут развиваться весьма остро.

Есть у России определенные возможности для развития энергетического диалога и с США. В США 95% электростанций работают на газе, и, по самым консервативным оценкам, спрос на него в США в ближайшие 15–20 лет удвоится. Прорыв в этом направлении потребует политической воли, создания флота специализированных большегрузных газовозов, строительства заводов по сжижению газа и новой портовой инфраструктуры. Несмотря на сложности, дело того стоит. Взаимные материальные обязательства заставляют страны быть аккуратнее и на политических поворотах. Есть немалые возможности и для сотрудничества между США и Россией в области атомной энергетики, где у США имеется определенное отставание.

Энергетические деньги – инструмент генерации будущего

В исторической перспективе главный источник богатства развитых стран состоит в методичном вытеснении ими на мировую периферию производств с относительно меньшей добавленной стоимостью и относительно большей трудоемкостью.

С начала 90-х гг. наиболее эффективным источником добавленной стоимости стал, наряду с технологиями, “организационный капитал”, т. е. способность принимать управленческие решения и организовывать финансовые потоки и технологические цепочки. В результате уже не только традиционная индустрия, но и рутинные интеллектуальные процедуры, вроде программирования, и разработка некритических технологий стали вытесняться в более дешевые страны, такие, например, как Индия, а страны Юго-Восточной Азии и Китай превращаются в “главную фабрику мира”.

Возникает ясное мировое разделение труда: развитые страны оставляют себе “индустрию принятия решений”, разработку критических технологий будущего, а кроме того, производство товаров и услуг, которые не могут быть импортированы из стран дешевого труда. Всем остальным займутся “страны-пролетарии”, жители которых, как и надлежит “пролетариям”, будут иметь значительно более низкие доходы, чем жители “стран-менеджеров”.

Следовательно, предложенная президентом Путиным стратегия будет по-настоящему эффективной, только если “энергетический вектор развития” будет указывать России дорогу в сторону превращения ее в “страну, принимающую решения”, в “страну-менеджера”, в реального лидера мировой энергетики.

“Энергетические деньги” могут и должны стать основой такой трансформации, если их соответственно использовать: создавать на российской основе транснациональные компании, приобретать в странах более дешевого труда предприятия и организовывать на них нужные России производства, а в самой России готовить кадры высокой квалификации.