РЕСТОРАННАЯ ХРОНИКА: Фантомная быль
И это без ложной скромности ресторан года, а может быть, и века, если считать, что из всех искусств для нас важнее всего декоративное.
“Турандот” – настоящее чудо света. Таким скрупулезным, сумасшедшим образом уже нигде не строят. Так с тяжелой, священной гениальностью возводились средневековые соборы, так строил безумный баварский правитель Людвиг свой замок Нойшванштайн.
“Турандот” – это барселонская Саграда-Фамилиа, Версаль от гастрономии. Туда надо ходить как в музей, чтобы убедиться, что такое бывает. Поэтому не верьте мне на слово – сходите сами. Это надо потрогать руками, пощупать глазами. Чтобы испытать щенячий восторг или, наоборот, липкое недоумение.
Два этажа, два просторных зала, отделанных в стиле шинуазри, дюжина кабинетов, декорированных в самых пышных дворцовых стилях. Фарфоровые камины, тончайшая резьба, легион статуй, зеркала, какая-то дьявольская обработка ткани, меди, дерева и камня. Все сделано руками. Никакой штамповки. Деллос, кажется, приватизировал в Старом Свете все мыслимые ремесленнические технологии, не знаю уж по каким сусекам их там наскребя.
Выбранный им стиль шинуазри – при всей его дикости для московского пейзажа – на самом деле глубоко не случаен. В широком смысле слова шинуазри – это вообще метод Деллоса. И “Пушкин” – это тоже своего рода шинуазри.
Шинуазри – это Китай, выдуманный европейцами. Он появился тогда, когда о жизни Поднебесной империи ничего, кроме рассказов Марко Поло, толком не было известно. Художники XVII–XVIII вв. сочиняли китайскую эстетику, руководствуясь мутными описаниями путешественников, двумя-тремя оригинальными китайскими болванчиками и дюжиной шелковых платков. Шинуазри – Китай, высосанный из пальца. Но при этом насквозь придуманный этот Китай имеет чрезвычайное правдоподобие с точки зрения не буквы, но духа. Не зря этот стиль не потерялся в веках.
Точно так же и “Пушкин” – фантазия на тему России, фантом, который оказался точнее, правдивее и симпатичнее оригинала. Через неделю после его открытия у всей Москвы было такое впечатление, что он был здесь всегда.
С “Турандот”, я думаю, будет примерно такая же история. Поохав и повздыхав, публика притрется к колоннам и гобеленам и перестанет замечать потешную механическую птицу. Будет жаловаться на то, что больше некуда водить приезжих фирмачей и сколько уже можно – третий раз за неделю – ужинать в Зеркальной зале.
Что до собственно ужина, то Деллос позвал целый легион натуральных китайских поваров, которые специально для него сочинили меню парадной китайской кухни. Поужинать можно и за тридцать (если питаться дим-самами и горячим из разряда попроще), и за триста единиц условности, в обоих случаях без учета вина.
Я, честно говоря, не стал пробовать дорогущих крабов по 150 у. е. и прочих императорских уток по двести. Мне хватило попурри из дим-самов, некоторые из которых, например с креветками и гребешком, были прямо выдающимися. Кисло-острый суп был просто хорош. Как и баранина с овощами. Счет мой составил порядка 80 у. е.
Не думаю, что я стану завсегдатаем этого места, но, если вдруг мне придет нужда поразить воображение какого-нибудь заезжего гостя, я, конечно, приведу его сюда. Пусть знает наших.
Кстати, мне кажется, что про наших все бы узнали еще быстрей, если бы Деллос не стал так скрупулезничать и мельчать в доведении до логического конца своей китайской концепции. Позови он шефом, скажем, Робюшона, резонанс был бы куда оглушительней. Потратив двадцать миллионов на стены, можно позволить себе и дальше гульнуть по буфету. Робюшон, учитывая уникальность места и возможности московской кассы, не исключено, что и согласился бы.
И тогда “Турандот” стал бы не просто архитектурным памятником одному безумию, но самым главным рестораном в мире. А уж исполнить нечто в стилистике шинуазри для Робюшона больших трудов бы не составило. Он в китайщине не то чтобы собаку, но утку точно съел.