Владимир Юровский: “Я стараюсь все время менять ритм жизни”


Российский национальный оркестр готовится к большому турне по США. Дирижировать будут Михаил Плетнев и Владимир Юровский. Одна из программ, предназначенных для американской публики, прозвучала и в Москве, в Концертном зале Чайковского. Владимир Юровский продирижировал музыкально-литературной композицией, которую британский музыковед Джерард Макберни составил из произведений Чайковского, написанных на сюжеты Шекспира. Дуэт Ромео и Джульетты, песню Офелии, песенку Могильщика исполняли Татьяна Моногарова, Всеволод Гривнов и Максим Михайлов – им же предстоит выступать и в Америке. Но был в концерте и еще один участник, который в турне не поедет. В Америке сцены из шекспировских пьес будет читать американский чтец, москвичам же выпала возможность услышать в концертном зале декламацию Константина Хабенского. Во мхатовском “Гамлете” Хабенский играет Клавдия, а тут он за один вечер исполнил несколько ролей и проявил себя в новом жанре как артист, умеющий хорошо слышать музыку. В отличие от оркестрантов на дирижера он не смотрел и тем не менее безошибочно соотносил текст с музыкальной формой.

Дирижер Владимир Юровский, руководитель оперного фестиваля в Глайндбурне, в последние годы систематически появляется за пультом Российского национального оркестра. Перед концертом он ответил на вопросы “Ведомостей”.

– Владимир, почему вы выбрали для участия в этом концерте именно Константина Хабенского?

– Я видел Хабенского в фильмах “Ночной дозор”, “Дневной дозор” и “Статский советник”. В его работах всегда присутствует ирония, нерв и интеллектуальный потенциал. К тому же Хабенский подходил для нашего эксперимента. Мы не просто составили программу концерта из произведений Чайковского с текстом Шекспира, а сделали композицию, где текст и музыка – часть единого целого. Между ними должен возникать полноценный диалог. Чайковский не сочинял отвлеченных симфонических произведений. “Гамлет” был написан для французского спектакля, а “Ромео и Джульетту” он сочинял в расчете на то, что когда-нибудь сделает оперу. В нашей композиции звучит некий месседж, квинтэссенция того, как мы воспринимаем Шекспира и Чайковского.

– Чем вам больше нравится дирижировать – операми или симфоническими произведениями?

– Выбрать всегда очень трудно. Если бы я существовал только в театральном измерении, то давно оказался бы в психбольнице. Работа в театре может свести человека с ума, причем отнюдь не по романтическим соображениям. Я люблю певцов и говорю об этом абсолютно без иронии: человеческий голос – самый красивый и самый сложный из всех музыкальных инструментов. Но если бы мне пришлось общаться исключительно с певцами, ничем хорошим это бы не закончилось. Во всем хороша мера. Я два месяца дирижировал только оперой – “Евгением Онегиным” в Ла Скала и концертным исполнением “Игроков” Шостаковича и с огромным удовольствием вернулся к симфонической музыке. А через полтора месяца начнется Глайндбурнский фестиваль, и я снова вернусь в театральный мир. Я стараюсь все время менять ритм жизни и ни к чему не привыкать.

– Повлияли ли на программу фестиваля юбилеи Моцарта и Шостаковича?

– В программе фестиваля опера Моцарта Cosi fan tutte. А Шостаковича в Лондоне и так много исполняют. Валерий Гергиев в этом году играет все 15 симфоний. Мы с Лондонской филармонией тоже исполняем его музыку: сделали две программы из произведений Шостаковича и Прокофьева. Одну – эстрадно-развлекательную, другую – серьезную и философскую. А опер у Шостаковича всего две с половиной. “Леди Макбет Мценского уезда” недавно с большим успехом шла в Ковент-Гарден. Я мечтаю поставить “Нос”. И “Игроков”. Но сразу возникает проблема: какую версию выбрать? В этом году я буду музыкальным руководителем и дирижером постановки “Обручения в монастыре” Прокофьева. Ее ставит режиссер Дэниел Слейтер.

– Как вы обычно выбираете режиссеров?

– Смотрю очень много драматических и оперных спектаклей и приглашаю режиссеров в двух случаях: если чувствую сходство взглядов и вкусов или если вижу работу человека, с которым я во многом не согласен, но мне интересно смотреть то, что он сделал. Интересно, если режиссер знает музыкальную сторону оперы так же хорошо, как и я, и в то же время может чему-то меня научить. У нас сложилась творческая дружба с режиссером Ричардом Джонсом. Мы делали с ним “Воццека”, “Пиковую даму” и в следующем году в Глайндбурне будем ставить вердиевского “Макбета”. Мне бы хотелось поработать с Петером Конвичным и с Анатолием Васильевым.

– Когда вы будете снова выступать в Метрополитен-опера?

– Я вернусь туда в декабре следующего года. Театр переживал трудный период, и меня не очень устраивало то, как там шла работа. Я обожаю оркестр этого театра, он один из лучших в мире. Но нам часто не хватало времени на репетиции, кроме того, многие люди, попадавшие в “Мет”, находились под огромным психологическим давлением. Они были просто раздавлены мифом “Мет” и, вместо того чтобы заниматься своим делом, старались урвать как можно больше славы. Сейчас руководство театра поменялось. Новый генеральный директор будет уделять больше внимания музыкальной подготовке спектаклей. В 2007-м я вернусь – посмотрим, что там и как.

– Как складываются ваши отношения с Российским национальным оркестром?

– С каждым разом нам все легче работать вместе. Музыканты привыкают к моим требованиям, и мы начинаем разговаривать на одном языке. Чтобы оркестр звучал как единое целое, необходимо полное доверие друг к другу, знание возможности и привычек. Играя Чайковского, музыканты находятся на своей территории: им легче играть его музыку, чем музыку Сильвестрова или Пярта, хотя мне музыка Чайковского тоже интересна.