Виктор Христенко, министр промышленности и энергетики
– Если имеется в виду оценка, которая будет использована для определения ценового диапазона размещения, то она должна быть завершена до IPO. “Роснефть” имеет уникальный портфель активов, который постоянно расширяется. И сейчас проводится оценка компании с учетом данного факта.
По мере того как государство наращивает свое присутствие в экономике, возрастает и роль министра промышленности и энергетики Виктора Христенко. Ему приходится отвечать не только на вопросы об энергодиалоге России с партнерами по “большой восьмерке”, но и о “Роснефти”, “Газпроме”, “АвтоВАЗе”, “Камазе”. В интервью “Ведомостям” Христенко признался, что многочисленные проекты укрупнения компаний, вынашиваемые в правительстве, – “не дань моде, а ответ на вызовы глобального рынка”.
– В качестве председателя “восьмерки” Россия намерена выступить с новой энергетической инициативой. Будет ли она совпадать с интересами остальных участников клуба?
– Речь идет не о национальной безопасности “клуба избранных”, а о глобальной энергобезопасности. При всей приоритетности национальных интересов в каждой отдельно взятой стране сложившаяся на сегодня структура мирового энергетического рынка, степень его интегрированности никому не позволяют чувствовать себя комфортно, если существует угроза разбалансированности глобальной энергетической системы. В этой ситуации не важно, кто вы – производитель энергоресурсов, экспортер или активный потребитель. Если допустить кризис на этом рынке, спрятаться не удастся никому. Только острота ощущений будет разной. Самая большая – у наиболее развитых экономик.
– В правительстве обсуждаются разные варианты продажи акций “Роснефти”. Кто же все-таки станет их первым покупателем – стратегический инвестор или участники фондового рынка?
– В целях усиления спроса стратегического инвестора можно привлечь непосредственно в IPO [“Роснефти”]. С моей точки зрения, 2006 год станет решающим в выборе стратегии действий. Но об осознанном решении можно говорить не раньше, чем появится окончательная оценка стоимости компании. Этим сейчас заняты консультанты.
– А когда появится оценка?
– Кто мог бы стать стратегическим инвестором “Роснефти”?
– В данный момент существует слишком много “если”, чтобы пытаться сегодня назвать конкретного инвестора. Хотя в страновом плане набор таких претендентов очевиден. Достаточно агрессивную политику по приобретению нефтегазовых активов ведут Китай, Индия. В то же время список больших игроков на глобальном энергетическом рынке весьма узок – десяток компаний. Если вспомнить шорт-лист “Газпрома” по Штокмановскому месторождению – это всего пять компаний. Так что если и появится список стратегических инвесторов “Роснефти”, то он не будет пространным.
– Тема альянса “Роснефти” и “Сургутнефтегаза” еще не закрыта?
– “Роснефть” в своей нынешней конфигурации к 2010 г. вполне может добывать 100 млн т в год. Это серьезный потенциал для того, чтобы тема слияния с “Сургутнефтегазом” была актуальной. При этом консолидация активов, укрупнение – не дань моде. Это ответ на риски и вызовы глобального рынка. По большому счету лишь мощная компания может стать транснациональной. Малой компании просто не под силу удержать тот набор рисков и возможностей, которые дает позиционирование в разных уголках мира. Но при всех плюсах консолидации активов сейчас я не вижу реальной необходимости объединения “Роснефти” и “Сургутнефтегаза”.
– Будет ли “Роснефть” консолидировать акции “Юганскнефтегаза”?
– Это один из вопросов для консультантов. Понятно, что IPO без консолидации “Юганскнефтегаза” – это совсем другая история и иные возможности для “Роснефти”. Активы “Юганскнефтегаза” увеличивают капитализацию. Я раньше говорил о возможности выделения “Юганскнефтегаза” [из “Роснефти”], но догматики в таком деле быть не должно. Сейчас завершается работа юридических и финансовых консультантов, на основе которой будет выработана окончательная позиция.
– Что вы думаете о возможности присутствия ЮКОСа в числе миноритариев “Роснефти”?
– Все возможно. Например, размен активами или выкуп доли акционера. Жить вместе можно. Правовым образом никакой путь не запрещен.
– А вот глава Росимущества Валерий Назаров говорил, что у ЮКОСа плохая кредитная история и такой миноритарный акционер для “Роснефти” не годится.
– С учетом всей истории ЮКОСа плюсов это “Роснефти”, понятно, не принесет. Но, мне кажется, о рисках плохой кредитной истории можно говорить лишь в отношении стратегического акционера.
– Означает ли недавняя отставка вице-президента “Роснефти” Сергея Алексеева, отвечавшего за подготовку к IPO, отказ государства от планов размещения акций компании на бирже?
– Я не связываю эти вещи. Это рабочий момент. Сводить судьбу компании к одному человеку, по-моему, излишне.
– Несмотря на повышение цены поставок газа на Украину, “Газпром” столкнулся с ростом стоимости услуг по транзиту газа в Европу. В чем же смысл нового газового соглашения с Киевом?
– Нынешняя конструкция для России принципиально отличается от прежней. Раньше в обмен на услуги по транзиту “Газпром” ежегодно поставлял на Украину до 24 млрд куб. м газа. Теперь мы покончили с бартером и оторвали транзит газа в Европу от поставок на Украину.
– Но ведь соглашение закрепляет обеспечение поставок газа за “Газэкспортом”, который закупает сырье в Туркмении, Казахстане, Узбекистане и продает его Rosukrenergo. Зафиксированная на пять лет для Украины цена в $95 неизбежно станет головной болью “Газпрома”.
– Главное, что мы обезопасили экспортные контракты с европейскими потребителями. Rosukrenergo – уже отдельный сюжет. “Газпром” подписал пятилетний контракт на поставку 17 млрд куб. м российского газа в год при базовой цене $230 за 1000 куб. м.
– Но если цена на среднеазиатский газ повысится, “Газпром” начнет терпеть убытки при поставках газа на Украину.
– В контрактах на 2006 г. цены для покупателей туркменского газа зафиксированы. Выход из условий соглашения является юридической процедурой, которая должна соответствующим образом оформляться. Что касается перспектив поставок среднеазиатского газа, то их надо обсуждать. Можно отказаться от соглашений с фиксированной ценой газа и воспользоваться формулой цены. Здесь есть реальный выбор.
С другой стороны, есть политика украинских властей в отношении собственных потребителей. Это уже не вопрос Rosukrenergo и тем более “Газпрома”. Кабинет министров Украины может выбирать разные модели субсидирования потребителей – населения, бюджетных организаций, промышленности. Навязывать ценовую политику коммерческой структуре однозначно неверно. Не хочется, чтобы на Украине повторилась прошлогодняя история бензинового кризиса. Тогда ведь правительство тоже сказало компаниям, что для нас продукт стоит столько-то. Продукта просто не стало, а потом он подорожал гораздо больше, чем до введения административных ограничений.
– В январе – феврале Украина осуществляла отбор транзитного газа в Европу по 70 млн куб. м в сутки. Этот газ будет предъявляться к оплате по $230 за кубометр?
– Газ, отобранный сверх контракта, будет фиксироваться по той реальной цене, которая оговорена в контракте. Для Украины достаточно существенным фактором становится восполнение объемов газа в подземных хранилищах. Газ ведь сверх контрактных лимитов не только отбирался из трубы, но и выкачивался из этих хранилищ. Поэтому для обеспечения топливом на следующую зиму Украине нужно восполнить эти объемы. Но у “Газпрома” пока есть для Rosukrenergo только 17 млрд куб. м, и цена на них известна.
– Почему, на ваш взгляд, Украина не сделала акционером Rosukrenergo напрямую “Нафтогаз”, а привлекла Raiffeisen Investment?
– Выбор Rosukrenergo – это не одностороннее, а согласованное решение двух сторон, не вызвавшее ни у кого никаких возражений. Мы заинтересованы в том, чтобы участие российской и украинской сторон было максимально прозрачным. Наша сторона по-прежнему не располагает информацией относительно бенефициариев, стоящих за долей, которая зафиксирована за Raiffeisen Investment. Rosukrenergo на сегодня зарекомендовала себя как структура, имеющая надежные позиции как по закупке газа, так и по его транспортировке. Именно поэтому в январе обе стороны остановили свой выбор на этом предприятии. В будущем, возможно, найдется какой-то иной способ обеспечения поставок газа в Украину. Однако это не означает, что стоит рисковать в зимний период, накануне очень важных выборов. Если, конечно, причиной для такого риска не станет стремление повесить на это предприятие долги, возникшие в результате несанкционированного отбора газа в начале года.
– Когда решится вопрос о передаче 34% акций “Камаза” в хозяйственное ведение “Рособоронэкспорта”?
– Вы задаете вопрос так, будто осталось сугубо техническое действие, а все остальное решено. История с “Камазом” – это длинная история компании, которая шаг за шагом двигалась к принципиально новому положению. Вступая в 2006 г., она имеет полностью очищенные и урегулированные отношения с государством и кредиторами. “Камаз” имеет корпоративную стратегию на 10 лет вперед по всем сегментам рынка и входит в число крупнейших мировых производителей грузовых автомобилей. У “Камаза” понятные перспективы. Стратегически – это создание крупной публичной компании.
– Как государство будет поддерживать “АвтоВАЗ” – бюджетными деньгами или повышением пошлин?
– Чем выше пошлина, тем ниже оказывалась декларируемая стоимость ввозимых автомобилей. Если автомобиль стоил 50 000 евро, его ввозили по цене 10 000 евро, и он спокойно проходил таможенную очистку. На марже торговцев это вообще не сказывалось. Нет, историю с запретительными пошлинами как главным рычагом урегулирования ситуации в автопроме мы проехали. В этом направлении гораздо важнее эффективное таможенное администрирование.
– Остается прямое бюджетное финансирование.
– Инструментов господдержки становится все больше. Например, субсидирование экспорта. Если предприятие имеет хорошие возможности расширить нишу на внешнем рынке, государство готово поддержать такую экспансию. Или, скажем, у вас есть перспективный инвестпроект. А у правительства есть инвестфонд и положение о нем. Пожалуйста, проект на стол, и пошли по технологии. Никакого другого эксклюзивного источника под названием “дадим деньги куда-то, кому-то и сколько попросят” не существует. Сейчас мы ждем от “АвтоВАЗа” внятных проектов, исходя из которых и посмотрим, какие формы поддержки, реализуемые сегодня в рамках российского бюджета, будут адекватны.
– Как разрешится спор между Минпромэнерго и Минэкономразвития по поводу законопроекта об участии иностранцев в капитале стратегических предприятий?
– В самих по себе разногласиях нет ничего необычного. Думаю, в марте правительство рассмотрит эти альтернативы и сделает свой выбор. С моей точки зрения, попытка оперировать неким законченным списком активов, к тому же принадлежащим частным инвесторам, является грубым вмешательством в права бизнеса. Что же, если предприятие включили в перечень, его владелец уже не сможет реструктурировать актив, сменить его название, адрес? А если поменял или реструктурировал, то всякий раз закон с перечнем придется переписывать?
То, что предложило Минпромэнерго, – это американская модель, которая работает во Франции, Финляндии, Испании. Мы ее усовершенствовали в том смысле, что в законодательстве США единственный критерий – интересы национальной безопасности. Под этим углом зрения сделки иностранцев с американскими активами рассматривает комитет по иностранным инвестициям, а при его отрицательном заключении вердикт выносит президент. Мы же попытались, используя разрешительный принцип, в максимальной степени формализовать критерии выбора самих предприятий и разрешительную процедуру. Законопроект написан так, чтобы сузить границы произвольной трактовки таких понятий, как, например, “национальная безопасность”, слишком общих и оттого затрудняющих принятие решений.
– Вы далеко не во всем соглашались с Минприроды, подготовившим законопроект о недрах. Почему вы изменили точку зрения и сейчас целиком поддерживаете законопроект?
– Ну хотя бы потому, что Минпромэнерго тоже приложило руку к этому законопроекту. На фоне падающих темпов роста добычи энергоресурсов у нас сокращается и воспроизводство запасов. Мы проедаем месторождения, открытые в 60–70-е гг. В значительной степени это связано с отсутствием стимулов у инвесторов. Слишком высоки риски и неопределенность. Законопроект о недрах создает стимулы для инвестиций в геологоразведочные работы. Хотя только этого недостаточно. Нужны модификация налога на добычу полезных ископаемых, введение налоговых каникул при освоении новых нефтегазовых провинций. Законопроект о недрах делает большой шаг навстречу инвестору, вводя договорные отношения государства и недропользователя.
– Почему же тогда в законопроекте сохранился такой рудимент административного права, как конкурс?
– Для договорных отношений наиболее адекватен аукцион. Если же недропользование связано с факторами национальной безопасности, правильнее и честнее прямо передать объект в разработку национальной компании. Не исключаю возможности международных договоров по отдельным месторождениям.