ПРАВИЛА ИГРЫ: Дело совести
Принятый на прошлой неделе закон о противодействии терроризму узаконил право военных сбивать гражданские самолеты. В двух случаях: если самолет не отвечает на радиосигналы и его не удалось принудить к посадке или если есть “достоверная информация”, что его захватили террористы. На мой обывательский взгляд, в мировой истории был лишь один случай, когда, сбив захваченные самолеты, можно было бы спасти больше людей, чем погубить, – 11 сентября 2001 г. Во всех остальных случаях либо смертники взрывали самолеты сами, либо выдвигались какие-то требования, и, как правило, по крайней мере часть заложников удавалось спасти. Вполне возможно, что на подобные сомнения у профессионалов есть достаточно обоснованные ответы; но, к сожалению, авторы закона не позаботились познакомить с этими ответами общественность в ходе обсуждения закона.
Тем не менее это тот самый случай, когда специалистам вроде бы можно и поверить на слово. В конце концов, речь идет не о каком-нибудь взяткоемком законе вроде закона о банкротстве; выгоды из него особой никто в любом случае не извлечет. Верю. Но рассчитан ли такой закон на ситуацию, когда принятие решений происходит в системе, напрочь лишенной обратной связи? Человек, который будет принимать смертельное решение (кто это – из текста закона понять, кстати, решительно невозможно), должен бы в этот момент чувствовать себя под микроскопом. Начальник местного ПВО или руководитель оперативного штаба, если его успели создать, начальник ФСБ или президент страны, если их успели оповестить, – кто бы это ни был, он должен будет в состоянии крайнего цейтнота выбирать между убийством десятков людей и риском для тысяч других.
И тут нужно четко понимать, что в сложившейся сейчас в стране ситуации этот человек фактически не отвечает ни перед кем. Даже если он не первое лицо, то, приказав сбить самолет, он повяжет кровью всю вертикаль своих начальников до самого верха: всем им будет не просто выгодно, а жизненно необходимо доказать, что решение принято правильно. И совершенно непонятно, кто бы мог им помешать это доказать. В сущности, ему не перед кем будет держать ответ, кроме собственной совести. Не будет независимого парламентского расследования – за отсутствием независимого парламента; не будет протестов оппозиции – за отсутствием дееспособной оппозиции. Не будет независимого суда – за отсутствием независимых судей. Не будет серьезных журналистских расследований – не потому даже, что пресса на коротком поводке, а потому, что не существует системы раскрытия информации и журналистам приходится судить о действиях власти на основании слухов и домыслов, на которых убедительный аргумент не построишь. Не будет поражения на выборах – управляемая демократия в действии. Не будет Гаагского трибунала – статус ядерной державы надежно защищает суверенитет российской власти от посягательств извне.
Конечно, остается еще совесть, профессиональная честь и простая человечность тех офицеров, которым предстоит принимать решения в ситуациях, когда будут основания полагать, что самолет захвачен террористами. Их готовность рискнуть всем ради того, чтобы не убивать невинных. Садясь в самолет, помните: ваша жизнь в случае чего будет целиком зависеть от чьей-то индивидуальной совести.