Вызвать советский дух
“Дух огня” – младший брат киевской “Молодости” и рижского “Арсенала”, рожденный уже после того, как Киев с Ригой превратились в столицы независимых государств и перестали иметь прямое отношение к местному кинематографическому ландшафту. Так что “Дух огня” занял пустое российское место и сделал это с шиком: достаточно озвучить призовую сумму 2003 г., равную $150 000, чтобы шик перестал быть для вас пустым звуком.
При том что “Дух огня”, конечно же, не ставит диагноз молодому кино во всей его международной совокупности. Надеюсь, и претензии такой не имеет. Фестиваль дает, скорее, пищу для наблюдений, чем повод для концептуальных жестов.
От лица русских, впрочем, в главном конкурсе действовала именно концептуальная пара: Garpastum Алексея Германа-младшего и “Собака Павлова” Кати Шагаловой. Первый представляет собой роман воспитания в щегольском авторском “издании”, отмеченном в результате “Бронзовой тайгой” режиссеру Герману и премией имени Павла Лебешева – оператору Олегу Лукичеву. Вторая – повесть воспитания, “изданную” нарочито бедно, без намека на лоск и изыск. Но оба фильма – версии авторского побега. Garpastum – во времена Первой мировой, в юность пацанов с петербургской окраины. “Собака” – в психушку, где спрятались от агрессивной свободной жизни влюбленные друг в друга суицидальный парень и выпивающая девушка. В общем, два этих фильма, таких разных, вместе сигнализируют о нежелании молодого кино контактировать с реальностью за окном.
Внеконкурсная программа “Российские дебюты” тоже обнаружила немало авторов-беглецов. Юрий Фетинг сбежал в приморский городок 1961 г. (“Мифы моего детства”), Алексей Карелин – в послевоенную провинцию (“Время собирать камни”), Павел Пархоменко – на блатную Лиговку 1950-х (“Танцуют все!”), Владимир Яканин – на лагерную Колыму (“Фартовый”). Сохраняя формальную прописку в современности, Элина Суни взяла в посредники острейший гротеск (“Человек в футляре, человек в пальто и человек во фраке”), Михаил Вассербаум и Андрей Коршунов – безоглядный фарс (“Лопухи”), Павел Санаев – американский жанровый канон (“Последний уик-энд”). От прямого взгляда в упор под разными предлогами уклонились почти все.
Одно из немногих исключений – “Итальянец” Андрея Кравчука, не пробившийся в оскаровские номинанты, но до того заработавший добрую дюжину наград на разных фестивалях и прирастивший личную коллекцию в Ханты-Мансийске призом зрительских симпатий. Да, эти симпатии были отданы маленькому мальчишке-мужичку, который ищет маму. Но это еще и симпатии тому самому прямому взгляду, а также – авторскому побегу, чей маршрут идет вразрез с коллективным предложением, а именно из детдомовской заперти – в реальность. Спасибо за эту попытку. Она ценна.
Еще совсем недавно, в годы отсутствия российского кино на российских экранах, “зрительские симпатии” были не более чем сочетанием слов. Сейчас это сочетание пахнет реальными деньгами и означает реальный общественный заказ, оплачиваемый бокс-офисом. Сибирские зрительские симпатии оказались на стороне прямого взгляда, но у жюри во главе с Комаки Курихарой приоритеты были другими: всем конкурсантам оно предпочло финскую драму “Моя лучшая мама”. Судя по всему, русско-финская война остается для народа Суоми главной травмой прошлого столетия, которая продолжает сильно беспокоить, а кино это беспокойство прилежно регистрирует. Вот и дебютант Клаус Харо туда же – с длинным, неспешным, скупым амаркордом про грузного финна, прибывшего в Швецию на похороны женщины, в доме которой он, тогда еще мальчишка, нашел спасение от обрушившихся на Хельсинки советских вооруженных сил. Пережил там настороженность приемной семьи, дождался душевной оттепели, узнал о предательстве родной матери и по возвращении домой взрослел и старел с тяжелым и, как потом оказалось, отчасти ошибочным знанием о неблаговидности давнишнего материнского поступка.
Прошлое не отпускало его, как не отпускает оно и финское кино. И жюри “Духа огня”, видимо, этим вопросам тоже не чуждо. Тем более что и сам фестиваль в нынешнем году объявил о корректировке курса. Во внеконкурсный корпус внедрили новый блок “СССР – великое кино”, декларировав прямую зависимость между шедеврами, которые за 60 лет были сделаны (кстати, не в промышленных количествах – не будем обольщаться), и политическим строем, который все эти годы держался. А президент кинофестиваля Сергей Соловьев на открытии даже пожелал нашей будущей российской жизни обустроиться по советским принципам, отчего некоторым нервным гостям стало немного страшно. Впечатление усилила ватага пионеров в красных галстуках, раскрывавшая рты под песню “Здравствуй, страна героев” в старинном исполнении мальчиков из хора Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Все, кто знает и ценит автора “Ассы”, ждали бодрого а-ля курехинского остранения этой политической акции. Например, выхода на сцену безмятежной козы с колокольчиком. В принципе, дождались. Пускай и не козы. Соловьев проговорился, причем дважды. Сначала – тем, что программа “СССР – великое кино” стартовала посредством кино грузинского, которое было художественной эмиграцией из советской жизни. Потом – когда назвал это кино глотком свободы: позвольте, что за глоток и какая в нем была нужда, если устройство прежней жизни предлагается в качестве образца для жизни будущей?
В довершение над пионерскими головами взмыл дирижабль, и с ним прицепом взлетел портрет знаменитого грузинского усача, как и положено. Только не Иосифа Сталина, а Георгия Данелии, чей 75-летний юбилей “Дух огня” решил отметить. Вот уж всем несоветским режиссерам – самый несоветский. Не “анти”, а именно “не”. Все это ваше советское он видел далеко-далеко. В галактике Кин-дза-дза.