Анатолий Кучерена, председатель комиссии по контролю за деятельностью силовых структур
У адвоката Анатолия Кучерены нет сомнений в нужности Общественной палаты. Новый орган в системе российской власти пока ничем выдающимся себя не проявил, но Кучерена уверен, что это временное явление. Включенный в состав палаты президентом России Анатолий Кучерена возглавлял рабочую группу по ее формированию и председательствовал на первых организационных собраниях. И хотя защитник водителя Олега Щербинского не возглавил Общественную палату, он остается одним из ее неформальных лидеров. О заказной кампании против министра обороны Сергея Иванова, общении с Кремлем и преследовании адвокатов в России председатель комиссии по общественному контролю за деятельностью силовых структур рассказал в интервью “Ведомостям”.
– Согласно недавнему опросу Romir Monitoring около половины россиян не знают о существовании Общественной палаты. Примерно столько же не верят в ее эффективность. Будет ли палата что-то предпринимать для доказательства своего существования?
– Во-первых, Общественная палата только начала свою работу. Наш коллектив сформировался с января, и лишь сейчас мы начали занимать свое место в обществе. Не знаю, почему опрос показал такой результат, – граждане о нас знают и активно к нам обращаются. О доверии населения говорит тот факт, что мы получаем множество писем и телеграмм с просьбой разобраться и помочь. Например, комиссия по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов, силовых структур и реформированию судебной системы, которую я возглавляю, с начала 2006 г. получила уже 1800 обращений. Это свидетельствует о том, что граждане не просто знают о существовании Общественной палаты, но и верят в наши силы.
– Может быть, есть какие-то важные темы, которые палата упускает из виду?
– Мы уделяем и будем уделять самое пристальное внимание проблемам взаимодействия общества с государством, общественному контролю за действиями органов власти и свободе слова. Общественная палата активно занимается экспертизой законопроектов, создано множество подкомиссий и рабочих групп, которые находятся в постоянном контакте с министерствами и ведомствами, с экспертным сообществом. Мы будем совершенствовать работу совета палаты, потому что совет должен больше времени уделять проблемам в обществе и государстве, а не техническим вопросам, которые пока превалируют. Вообще, еще очень мало времени прошло, чтобы делать выводы.
– А как, кстати, у общественников с материальным обеспечением? Полагаются ли вам квартиры, выделили ли отдельные кабинеты?
– Кабинетов пока нет – в здании Общественной палаты на Миусской площади идет ремонт. А что касается квартир, то это смешно, никаких квартир нам не выделяют.
– Не создается ли у вас впечатления сервильности членов палаты или все же среди вас есть “бузотеры”?
– В Общественную палату вошли люди, добившиеся определенных успехов в своей сфере деятельности. Мы все настроены на конструктивную работу. Почему я сразу должен вступать в конфронтацию с властью? Это возможно только после тщательного изучения ситуации. И в любом случае критика должна быть конструктивной и позитивной.
– Вы стояли у истоков формирования палаты. Какие рекомендации из Кремля были насчет ее состава, какие акценты в работе предлагали сделать?
– Мне никто ничего не говорил и не говорит из администрации президента. Никаких указаний из Кремля общественникам не поступает.
– Надо ли палате иметь прямой выход на телевидение?
– Общественная палата должна иметь доступ к информационным ресурсам, но об отдельной телепрограмме говорить преждевременно. Однако было бы хорошо, если бы члены Общественной палаты чаще появлялись на экране с мнением по разным вопросам, волнующим граждан.
– Заказывают ли ведомства общественную экспертизу законопроектов в палате или вы работаете только с Госдумой? Не ущемили ли депутаты Госдумы регламент, когда определяли, каким образом члены палаты будут участвовать в их заседаниях?
– Нет, все в порядке. Нас много приглашают от комитетов Госдумы для участия в заседаниях, это позволяет членам палаты вникать в сложнейшие вопросы. С министерствами и ведомствами у нас налажен хороший контакт – в частности, комиссия, которую я возглавляю, тесно работает вместе с Министерством обороны.
– Вопросам взаимодействия общества и Вооруженных сил палата посвятила половину своего пленарного заседания. Как вы предлагаете решать армейские проблемы?
– Репрессивными методами ничего не решить, проблем станет только больше. Должна быть полная открытость, никаких закрытых пространств в армии быть не должно. Мы предлагаем несколько мер, которые могли бы решить проблему дедовщины. Очень важно, чтобы родители знали, куда призывают их детей, могли бы посещать их на территории воинской части. Кроме того, необходимо, чтобы солдат всегда имел возможность получить квалифицированные услуги юриста. А то сейчас нередки случаи, когда военнослужащий под давлением отказывается от адвоката, и ничего по этому поводу не предпринимается.
– А меры по борьбе с дедовщиной, которые предложил министр обороны Сергей Иванов, решат армейские проблемы, – перевод сержантов на контрактную основу, подготовка офицеров-воспитателей, создание военной полиции?
– Я поддерживаю предложения Минобороны. Очевидно, что ведомство действует в правильном направлении. Когда я встречаюсь с военным министром Сергеем Ивановым, другими военными чиновниками, мы находим общий язык, наш диалог всегда конструктивный. Нет ощущения, что они от нас что-то утаивают, хотят скрыть, наоборот – открывают нам все двери.
– Вы не считаете, что тема проблем в армии раздута, может быть, военной прокуратурой, чтобы очернить Иванова? Ведь если бы не прокуратура, многие случаи не получили бы такую широкую огласку.
– Да, конечно, есть некоторые признаки заказной кампании против Иванова. Но раздувается она не военной прокуратурой, а некими другими силами. Делается чрезмерный акцент на недостатках, в то же время полностью упускаются из виду позитивные перемены. Кому это выгодно, не знаю.
– Другой вопрос, который обсуждался Общественной палатой на пленарном заседании, – рост экстремизма в российском обществе. Правоохранительные органы и суды редко выдвигают обвинения в преступлениях против личности, совершенных по национальным мотивам. Возможно ли переломить эту тенденцию?
– Многочисленные факты преступлений на национальной почве подтверждены органами внутренних дел. Я пристально занимаюсь этим вопросом, недавно был в Санкт-Петербурге, где было несколько случаев нападения на иностранцев, на совещании с руководством ГУВД, представителями прокуратуры и судебных органов. Всех очень тревожит этот вопрос. Но атмосфера обострения национализма в России создается частично искусственно. Прокуратуры и суды должны аккуратно подходить к преступлениям, имеющим национальную окраску, они не имеют права провоцировать возмущение граждан. Если это хулиганство, то не следует на него вешать ярлык национальной розни. Надо быть справедливыми. Вот говорят про приговор по делу об убийстве таджикской девочки, которое присяжные признали хулиганством. Но суд присяжных – это суд факта, они далеки от юриспруденции. Здесь прокол не присяжных, а тех, кто готовил доказательства. Значит, плохо подготовились к процессу. А разговоры о ликвидации суда присяжных просто опасны. Этот орган должен влиять на качество работы предварительного расследования. Конечно, можно до бесконечности реформировать судебные структуры, но если общество не будет уделять внимание воспитанию в семье, школе и институте, то националистические выходки будут продолжаться. Потому что дети, оказавшись без присмотра, попадают в экстремистские группировки, отсюда и рост преступлений на национальной почве.
– Но ведь в какой-то степени власти сами вырастили национализм, помогая, например, партии “Родина”.
– Каждому свойственно ошибаться. Да, зачастую политики не думают о последствиях сказанного, а ведь они оказывают огромное влияние на настроения в обществе. Да, “Родина” сделала себе бренд на национальных вопросах, и к чему это привело? Поэтому хотелось бы, чтобы все наши высказывания были более взвешенными.
– Не мешает ли ваша общественная деятельность адвокатской практике, нет ли конфликта интересов, ведь трибуна палаты может быть использована для давления на суд, в котором вы выступаете как сторона?
– Когда я стал членом Общественной палаты, передо мной действительно встал морально-этический вопрос. Ведь комиссия занимается в том числе и надзором за судебными органами. Если я буду вести дела в суде, это будет неправильно истолковано. Поэтому я не занимаюсь адвокатской практикой. У меня есть коллеги, которые ведут дела нашей коллегии адвокатов. А я лишь консультирую, при этом на публичные комментарии по конкретным делам наложено табу.
– Помогает ли вам активная гражданская позиция сторонника “Единой России”? Или вы уже вступили в партию?
– Я вне политики. Мое членство в “Единой России” приостановлено с тех пор, как я вступил в Общественную палату.
– Можно ли считать адвокатское сословие последним оплотом гражданского общества или все же есть попытки встроить вас в вертикаль?
– Всегда есть горячие головы, которые хотят взять адвокатов в ежовые рукавицы. Так, недавно один из чиновников Минюста хотел внести изменения в закон о регистрации, чтобы контролировать деятельность адвокатов, читать досье, внедряться в адвокатскую тайну. Свободомыслие адвокатов многим не нравится, но оно защищает страну от превращения в полицейское государство. А тот, кто прижимает адвокатов, нарушает права человека.
– Является ли ударом по адвокатскому сословию то, что происходит с защитниками ЮКОСа: арест Василия Алексаняна, попытки лишить юристов компании адвокатского статуса, отъем удостоверений в СИЗО? Не боитесь ли, что попытки “приструнить” адвокатов будут нарастать?
– Кроме адвокатов ЮКОСа в стране есть множество адвокатов, которые страдают от произвола власти на местах. И с каждым днем их количество увеличивается. Это чудовищно. Надо создавать комиссию по защите прав юристов.
– Что было первично для вынесения оправдательного приговора в деле водителя Олега Щербинского, которого вы защищали, – сигнал из Кремля или нажим общества? Или вы считаете, что независимые суды в России все же есть? Почему заседания суда были закрытыми?
– По Щербинскому в мой адрес поступило свыше 500 обращений граждан, поэтому я взялся его защищать. Никаких сигналов из Кремля не поступало. Почему суд был закрытым – этот вопрос меня тоже интересует. Лично я – за полную открытость. Да, были массовые выступления в защиту Щербинского. Но какое бы давление общества ни было, решение всегда принимает квалифицированный юрист. Суд взвесил все представленные материалы и принял решение, которое совпало с общественным мнением. Что касается судебной системы вообще, то я с тревогой смотрю на ситуацию. Судьи напуганы обвинениями в коррупции. Дошло до того, что судья боится не дать санкцию на арест – подумают, что он взял взятку.