Прирожденный пролетарий


В четверг, 18 мая, на наши экраны выходит один из самых необычных и обаятельных фильмов сезона «Любовь и сигареты». Его режиссер Джон Туртурро больше известен как актер – не только в России, но и в Европе, и на родине, в США. Однако именно как режиссер он объездил крупнейшие фестивали: Туртурро-постановщик участвовал и в каннской, и в венецианской программах. Именно в Венеции в прошлом сентябре прошла мировая премьера картины «Любовь и сигареты», продюсерами которой выступили давние соратники Туртурро – братья Итан и Джоэл Коэны. Накануне выхода фильма в российский прокат корреспондент «Пятницы» встретился и побеседовал с Джоном Туртурро.

– Почему вы решили рассказать эту несложную историю в форме мюзикла?

– Да понятия не имею. Началось все с того, что я придумал сюжет, а потом нашел песню для финальных титров. Знаете, когда это случилось? И как вообще родился этот сценарий? Забавная история... Я тогда и не помышлял о карьере режиссера, снимался у братьев Коэнов в «Бартоне Финке», а мой персонаж там – сценарист. И вот они мне говорят: «Печатай что-нибудь на машинке, имитируй вдохновение». Ну я и начал печатать первое, что в голову пришло. Но самое интересное, что в голове у меня возникла именно идея сценария! Этого сценария. На протяжении долгих лет я не раз возвращался к нему, и всегда внутри у меня звучали какие-то мелодии, популярные песни. Я делал записи, собирал потихоньку саундтрек. Когда я рассказал и напел это своему продюсеру Джане Эдельбаум, она долго смеялась, а потом сказала, что идея ей нравится. Было это в 2000 году. Потом мы искали деньги на фильм, а я не спеша дорабатывал сценарий и наполнял его песнями. Без них фильм казался мне бессмысленным.

– А как вышло, что вы выбрали именно эти, а не иные песни?

– Я прослушал сотни композиций, прежде чем остановиться на конкретной песне, скажем, Брюса Спрингстина. А в других случаях я слышал песню случайно, по радио, и сразу понимал, что она мне подойдет. Некоторые песни в фильм, увы, не вошли: их было слишком много. Джоэл и Итан очень много помогали мне с правами. А Спрингстин подарил свою песню. Потому что наш фильм – о тех людях, для которых он поет всю жизнь. В итоге получилось нечто вроде приватного саундтрека – набор песен, который крутится у тебя в голове, о котором никто больше не подозревает. Сила этих простеньких песен огромна. Песне не обязательно быть хорошей, главное ¬– чтобы она была тебе близка. Правда, мои актеры не томы джонсы, они не привыкли профессионально петь. С другой стороны, отсутствие исполнительского опыта никогда еще не мешало никому петь в свое удовольствие. И это пение может выглядеть на экране удивительно, неординарно, забавно!

– В вашей жизни многое связано с музыкой?

– Я постоянно слушаю и исполняю музыку; я вырос, слушая музыку! Мама прекрасно поет, а как поют мои дяди – заслушаешься! Правда, вкусы у всех родственников разные. Родители оперу любили, а старшие братья все больше слушали Джими Хендрикса и Cream. Мне нравились соул и джаз. А квартира у нас была маленькая... И я уже тогда понял, что музыка помогает человеку в самых невыносимых ситуациях.

– Родители не были разочарованы вашим решением учиться на актера?

– Мама всегда меня поддерживала и не возражала. Отец, напротив, был очень расстроен. Он почему-то был уверен, что мне необходимо учиться на доктора. Вообще многие близкие прочили мне карьеру врача. Сегодня они смирились с тем, что я ушел в кинобизнес. Они поддерживают меня во всем, как и ближайшие друзья – вроде братьев Коэнов. Они мне тоже как семья. Безумная семья. Но я с возрастом осознал: нормальных семей на свете не бывает.

– Помощь братьев Коэнов сводилась к тому, что они помогли с покупкой прав на песни?

– О нет, они помогли мне гораздо больше. Услышав, что у меня есть сценарий, они тут же захотели его прочесть, а я стеснялся, говорил, что у них, наверное, и других дел хватает... Однако Коэны настояли на своем, прочитали, и им понравилось. Вот что значит настоящие друзья. Без них я бы не заполучил Джеймса Гандольфини. Они добавили мне денег, приходили на площадку и помогали советом, сидели в монтажной. Кстати, Джоэл и Итан – фантастические монтажеры. Они не раз говорили мне: «Поверь, эту сцену лучше сократить», и всегда оказывались правы!

– А вы часто выпадаете из реальности и начинаете представлять себе людей, танцующих и поющих вокруг вас?

– Постоянно. С самых малых лет. Я обожаю танцевать! Не умею, конечно, но люблю. Как и все в моей семье.

– Почему же вы не станцевали и не спели в собственном фильме?

– На съемочной площадке я танцевал беспрестанно. В одной сцене меня можно разглядеть, хоть и с трудом: я танцую за спиной Кристофера Уокена с зонтиком. Но в целом моя задача была другой: дать актерам расслабиться настолько, чтобы они танцевали от души. Я всегда был рядом, чтобы показать им пару па, но в кадр не лез. Например, Уокена танцевать учил именно я. Еще до того, как он станцевал в видеоклипе Fatboy Slim. Крис даже называл меня своим частным хореографом. Сложная работенка, я бы не потянул еще и играть в фильме. У нормальных мюзиклов огромные бюджеты, а здесь бюджет был крохотным. Я даже свои деньги в кино вложил. Так что надеяться приходилось только на хороших людей, обращаться только к друзьям! За редким исключением. Я дружу со Сьюзан Сарандон, с Гандольфини меня познакомили Коэны, с Крисом Уокеном и Стивом Бушеми я прекрасно знаком. А Аида Туртурро, сыгравшая в фильме, – моя кузина. Господи, как же прекрасно работать с близкими! Только они могут по-настоящему понять, что я хочу сказать.

– Актеры предлагали вам свои «приватные саундтреки»?

– Кейт Уинслет постоянно напевала эту песенку из Buena Vista Social Club, где повторяется рефрен «Тула, тула...» Так мы и решили назвать ее героиню. Даже не будучи уверенными, что нам удастся достать песню! Кейт настоящая находка. Есть в ней что-то притягивающее, хотя снимается она не всегда в хороших фильмах. Она прочитала сценарий, он ей понравился, но, когда она пришла на пробы, я с ужасом понял, что она слишком худенькая для роли – не просить же ее специально набрать вес! Она тогда только-только снялась в «Вечном сиянии чистого разума». Но тут вдруг выяснилось, что Кейт беременна, и это было настоящей находкой. После родов она была как раз в нужной форме. Мы с ней очень продуктивно поработали: превратили ее в настоящую англичанку, безумную любовницу, пламенную женщину... И знаете что? По-моему, она сыграла саму себя. Настоящую.

– Вам не кажется, что вы не случайно придумали этот сценарий во время съемок «Бартона Финка»? «Любовь и сигареты» мог бы быть фильмом по сценарию Бартона Финка, писавшего свои пьесы о жизни рабочего класса.

– Да я сам прирожденный пролетарий, о чем мне еще было писать? Хотя Бартон Финк мог бы написать нечто подобное, вы правы. Я вырос в бедном районе, в многоквартирном доме, где все были друг с другом знакомы. Я знаю о жизни пролетариата не понаслышке. Кстати, хорошие фильмы о рабочем классе встречаются крайне редко: ни сложности характеров в них, ни глубины. Поучились бы у Феллини, вот он в «Ночах Кабирии» при помощи минимальных средств сказал о многом! Меня Феллини очень вдохновил. Я вслед за ним захотел совместить в одном фильме противоположные стили и потому назвал «Любовь и сигареты» пролетарской оперой. Определение жанра, конечно, полная ерунда: вы никогда не скажете, в каком жанре снят тот или иной шедевр Феллини или Бунюэля. Бунюэль тоже мне помог: во время монтажного периода ночами я читал воспоминания Бунюэля и пил мартини... Короче, главное – чтобы люди знали: у меня получился музыкальный фильм. Народ любит музыку.

– Когда-то вашу судьбу изменила роль Бартона Финка, принесшая вам в Каннах приз за лучшую мужскую роль. «Любовь и сигареты» участвовал в конкурсе Венецианского фестиваля, хотя остался без наград. Вы вообще верите, что фестивальное признание может как-то изменить судьбу фильма?

– Что касается Венеции, то я рад и горд уже потому, что фильм отобрали в конкурсную программу. Кроме этого, мне ничего не нужно – разве что, чтобы его посмотрели как можно больше людей и он им понравился. Призы на фестивалях... Что ж, обнадеживает, когда ты можешь получить награду за трудную и рискованную работу. А такое бывает только на фестивалях. В такую работу вкладываешь немало сил и нервов, и приятно получить признание. Впрочем, важнее признания жюри признание публики.

– Что собираетесь делать дальше? Будете сниматься или вынашиваете очередной режиссерский проект? Может, после мюзикла пора снять вестерн?

– Я люблю вестерны. Особенно вестерны Серджио Леоне. Правда, впереди у меня немало ролей в чужих фильмах: в ближайшее время буду сниматься с Робертом де Ниро и Жюльетт Бинош. Однако я не собираюсь бросать режиссуру. У меня хватает нереализованных идей.

Подробнее о фильме «Любовь и сигареты» см. на стр. 5