Антуанетта из 9-го “Б”
“Фландрия” (Франция, Flandres, режиссер Бруно Дюмон, конкурс). Дюмон прославился в Каннах 1999-го, когда жюри под председательством Дэвида Кроненберга, оставив без наград многочисленных в тот год мэтров, отдало его “Человечности” сразу три приза: Гран-при (всякий раз приходится уточнять, что это не первая, а вторая по значению награда Festival de Cannes) и призы за лучшие мужскую и женскую роли. “Человечность”, расколовшая каннский зал на истовых поклонников и яростных недоброжелателей, и два других фильма Дюмона “Жизнь Иисуса” и “29 Пальм” доказали, что у француза свой стиль и он из тех редких режиссеров, кто пытается развивать киноязык. Долгие эпизоды, в которых вроде бы ничего не происходит, перемежаются у него шокирующими сценами секса и насилия. Еще: у него всегда такой внезапный финал, что начинаешь переосмыслять фильм.
Про “Фландрию” было заранее понятно, что это такая же “Фландрия”, как “Бразилия” у Терри Гиллиама. Так и есть: это некая вообще-западноевропейская страна, причем в сельской ее части, где обитают молчаливые смурные парни и редкие девушки, одна из которых дает всем без разбору, потому что не давать почему-то не может. Парни же странны тем, что не слишком похожи на цивилизованных европейцев. Потом трое из них отправятся на некую войну, которую, вероятно, ведет НАТО в необозначенной мусульманской стране. Тут-то на фоне танков и вертолетов и начинается истинно дюмоновский кошмар: взрыв гранаты, оставляющий ошметки от командира отделения, расстрел европейцами двух малолетних пацанов, потом натуралистически снятое (подобного в кино не видел) групповое изнасилование ими женщины, стрелявшей в них из автомата, потом ответная месть, когда одному из троих, прибывших из Фландрии, отрезают орудие насилия, потом убийство последним оставшимся в живых фландричанином невинной семьи, когда он уже просто – словно варвар – орудует дубиной etc. Как справедливо заметила одна коллега, сними кто у нас подобное про российскую армию, разразился бы дикий скандал по поводу “очернения”.
Мы уже говорили, что этот Каннский фестиваль социализированнее прежних. Вот и Дюмон сделал более, чем обычно, социально-политическую картину. Хотя, в конечном счете, думал, мне кажется, об универсальных парадоксах натуры. Фильм не о том, что война калечит душу (это и так понятно), а о том, можно ли в принципе говорить о европейскости как нравственном понятии и признаке цивилизованности. Мирные европейские парни Дюмона, попав на трижды вроде бы кошмарную для них войну, ведут себя на ней, наблюдая смерть и лично творя кошмар, на удивление буднично. “Фландрия”, как все фильмы Дюмона, получила в западной прессе самые разноречивые оценки, но, безусловно, может оказаться в призерах.
“Кайман” (Италия – Франция, Il caimano, режиссер Нанни Моретти, конкурс). Странную картину сделал Моретти – неофициальный № 1
из современных итальянских режиссеров, этакий итальянский Михалков, но и с иным стилем и темами. Моретти всегда снимает личные картины и играет в них главную роль. Но на сей раз отдал эту роль комику Сильвио Орландо, чей персонаж – продюсер фильмов, как выражаются, категории Z, т. е. хуже не бывает. Он внешне несуразен, он истерик, он в долгах, он десять лет не может запустить новый проект. Вдобавок ко всем огорчениям у него начинает разваливаться семья, которую он обожает как истинно итальянский муж и отец. Тут-то ему приносят сценарий (как он, не вчитавшись, полагает – крутого триллера), которому он дает ход. А это, оказывается, разоблачительный рассказ о карьере Берлускони. По разным причинам отступать некуда. Играть Берлускони он сначала предлагает Нанни Моретти, пародирующему себя (но тот отказывается), а потом Микеле Плачидо, пародирующему себя еще более смело – в фильме его зовут Марко Пуличи. Финансировать фильм соглашается киноакула из Польши по имени Ежи Штуровский – акулу изображает растолстевший Ежи Штур. В итоге не понимаешь, что за фильм смотришь. Он мечется между фарсом (дешевые кроваво-комические фильмы, которые продюсер прокручивает в своем воображении) и серьезной драмой, потом выруливает в сюрреализм. Когда кажется, что смотришь чуть ли не вариант “8 1/2” Феллини – фильм о творческом и человеческом кризисе, – история продюсера вдруг обрывается. Последние десять минут на экране кадры из якобы все-таки снятого фильма, в котором зловещего Берлускони играет-таки сам не похожий на него Моретти. Этого Берлускони, в отличие от реального, осуждают на семь лет. В интервью Моретти заявляет, что делал именно политический фильм против Берлускони.
Несуразица какая-то! Наши критики уверяют друг друга, что если бы не имя Моретти, то такой фильм – из-за его качества – не взяли бы в каннский конкурс. Но французская пресса выставила Моретти высокие баллы – его здесь любили всегда. А The Hollywood Reporter, учитывая, что итальянец – единственный из конкурсантов этого года, у кого уже есть “Золотая пальмовая ветвь”, всерьез рассуждает о том, станет ли он шестым в истории дважды триумфатором Каннов.
“Мария Антуанетта” (США, Marie Antoinette, режиссер София Коппола, конкурс). Вот какую картину ждали, оказывается, сильнее всего. Все-таки София сделала себе громкое имя “Девственницами-самоубийцами” и “Трудностями перевода”. На утреннем показе в 8.30 вход в зал “Люмьер” на 2300 мест закрыли из-за переполненности за десять минут до начала. На сеансе в 14.30 мест в зале не было уже в 14.00. И каково же разочарование! И как быстро в Каннах и создаются, и рушатся репутации! По завершении утреннего сеанса зал дружно кричал “бу-бу-бу!”, а знакомый польский критик, мгновенно забыв о “Трудностях перевода”, сказал мне: “А чего было ожидать от дуры-американки, которая полезла в европейскую историю?”
У дочери Френсиса Форда Копполы был в меру новаторский замысел: сделать из судьбы Марии Антуанетты тинейджерское кино. Ведь героиня прибыла во Францию наивной восторженной девочкой и стала женой будущего Людовика XVI, когда ей было всего 14, и полтора из двух часов фильма проходят в том, что юные королевские особы (которых изображают актеры сильно за 14 – Кирстен Данст и Джейсон Шварцман) никак не могут заняться “этим”, потому что не знают как, а никто не подскажет. Чтобы фильм выглядел современным тинейджерским, Коппола сделала закадровой музыкой энергичный рок и даже попсу, хотя иногда звучит и Рамо. Бал-маскарад в фильме, несмотря на костюмы, парики и па из старинных танцев (тоже при этом подлаженных под рок) – фактически дискотека. Дамы и кавалеры XVIII века общаются между собой в точности как на сегодняшней молодежной тусовке. Ударно-стебный момент – это когда на экране быстро мелькают туфли из богатой коллекции Марии Антуанетты (и опять-таки приправа для тинейджеров: известно, что эта коллекция туфель а-ля французский-королевский-двор изготовлена для фильма Manolo Blahnik – брендом, разрекламированным “Сексом в большом городе”) – и вдруг среди туфель на долю секунды появляются кеды.
Эта умышленная стилистическая чехарда чуточку примиряет с тем, что французские монархи изъясняются по-английски, но фильм не спасает. Он не плохой – он никакой. Несмотря на закадровый рок, из него словно бы выкачали энергию. Коппола пытается завести зал – а зал кашляет. И уж понятно, ни секунды не веришь в то, будто на экране – Мария Антуанетта и ее Людовик. Коппола умеет строить фильмы на недосказанности, создавать то, что называется атмосферой. Но тут именно атмосферы и нет.
Несмотря на это, “Мария Антуанетта” вызвала экстаз во французской прессе. Вот тебе и массовое “бу-бу-бу”! Другим фаворитом фестиваля, по мнению мировой прессы, остается “Возвращение” Педро Альмодовара. Высокие оценки у “Огней городских окраин” Аки Каурисмяки, “Ветра, который качает вереск” Кена Лоуча, а также у двух пока не виденных мною фильмов – “Вавилона” мексиканца Алехандро Гонсалеса Иньярриту и “Настроений” уже бравшего каннские призы турка Нури Бильге Сейлана. Впереди “Лабиринт Пана” еще одного модного мексиканца Гильермо Дель Торо, который считается артистом, хотя снимал в основном комиксы про монстров: “Блейд-2”, “Хеллбой” и др. Президент жюри Вонг Кар-вай не видел пока эту картину тоже.