Дни Кабирии


У “Точки” как минимум три точки опоры. Собственно точка – место, где уличные девушки поджидают клиентов, регулярно по команде выстраиваясь, как на невольничьем рынке. Справедливая – не оспоришь – мысль о том, что от хорошей жизни на панель не идут. И чемпионат мира по футболу, создающий ощущение (наряду с этаким документальным типом съемки), будто все происходит непосредственно сейчас, хотя чемпионат прошлый, четырехлетней давности. Предоставляющий прокатчикам дополнительные возможности для раскрутки фильма именно в эти дни. Про чемпионат в фильме говорят: ну вот, теперь мужики целый месяц только футболом и будут интересоваться, клиентов не дождешься. Кроме того, чемпионат позволяет фильму выразить простую, но здравую идею: на фоне глобализации жизни, лучшим символом которой и является всемирный интерес к футбольному чемпионату, особенно дикой выглядит частная, скрытая от глаз жизнь отщепенок-маргиналок.

“Точка” – про судьбы трех молодых представительниц первой древнейшей, делящих какую-то сараюху – что само по себе дикость – прямо у железной дороги по соседству с притулившимися там же, но ведущими гораздо более упорядоченную и устремленную в будущее жизнь вьетнамцами. Все три (их играют Дарья Мороз, Анна Уколова и все более интересно проявляющая себя в кино Виктория Исакова – разбойница-оторва из “Охоты на пиранью”) – приехавшие в Москву провинциалки. Все три – склоненные к проституции обстоятельствами, глупостью или злыми людьми. Фильм переходит от судьбы одной к судьбе другой и обратно, от событий текущих к провинциальному прошлому героинь. И, что правильно, не слишком зацикливается на рабочих буднях девушек: эти будни, при всем стремлении авторов фильма разоблачить человеческие мерзости, лишь развлекли бы озабоченную часть публики.

Другое дело, что страшных моментов все-таки много. Режиссеру Юрию Морозу, судя по всему, было важно показать, что абсолютно каждая девушка, промышляющая первой древнейшей, хоть однажды, но пережила реальный кошмар. При этом в общем-то все пользователи ведут себя по отношению к девушкам на обочине одинаково погано: и бомжи, которые тоже при случае не прочь стать сутенерами, и новые русские с совсем уже больными барскими фантазиями. И крышующие точку менты, относящиеся к работающим на ней как к лагерной пыли. И интеллигенты (мини-бенефис полюбившего эпизоды Михаила Ефремова), способные с вечера, для пущих эмоций, растрогать девушку разговорами про чувства искренние, но утром, по оказании услуг, спокойно указать ее истинное место; впрочем, еще Федора Михайловича занимала тема “интеллигент и проститутка”.

Есть в фильме и более радикальная мысль: что общество (отдавая или не отдавая себе в этом отчет) с помощью презираемых им проституток оберегает себя от новых чикатил. Уж по крайней мере от маньяков-насильников. Зачем насильнику, рискуя свободой, да еще при особом отношении к таким в тюрьмах, охотиться на припозднившихся честных гражданок, если можно снять проститутку и сделать с ней что угодно (наижутчайший эпизод фильма) – многие ли из них потом жалуются? Насильник в “Точке” после совершенного еще и типа извиняется: такой, мол, у меня психосексуальный склад. Такая сексуальная ориентация.

В результате, по фильму, девушки у обочины не озлобляются даже, а теряют чувствительность, мертвеют душой. Утрачивают представления не только о нравственности, но и элементарном дружеском долге. Низшая степень падения – захотеть стать боссом, то есть перейти из разряда тех, кем торгуют, в разряд тех, кто торгует другими. Чтобы набрать денег на свою собственную точку, две подруги оказываются способны обворовать третью. Жертвами в итоге оказываются лучшие – кто сохранил в душе хоть что-то живое. (Развязка частных обочинных взаимоотношений происходит под трансляцию по ТВ триумфа сборной Бразилии: Роналдо, Ривалдо, Роберто Карлос – все обнимаются и целуются.)

Останься, однако, фильм лишь в рамках темы “трагедии путан”, показался бы он все-таки обычным. Но в нем можно обнаружить и более универсальное высказывание о родной провинциальной действительности. Тоже жесткое. Героини обитают на обочине, но живого динамичного строящегося города. И выходит так, что лучше стоять на точке в Москве, чем подыхать в родном Мухозерске. По ходу просмотра ловишь себя, кстати, на наблюдении, что московское мироощущение и впрямь сильно изменилось. Как бы воспринимался фильм, подобный “Точке”, еще в конце 1990-х? Как чернуха. Сегодня и термин такой – чернуха – фактически исчез. А уж применять его к “Точке” и вовсе странно. Во-первых, фильм не смакует уродства, во-вторых, кажется безусловно гуманистическим (такие любит отбирать в свой конкурс Берлинский кинофестиваль, где “Точка” пришлась бы ко двору). Это ведь фильм, с московской точки (же) зрения, о социальных меньшинствах, нуждающихся во внимании и сострадании. Новое отношение к фильмам с такой проблематикой, как “Точка”, – признак социальной нормализации. Другое дело, что этот фильм не покажется чернухой только тем, кто обитает в той же Москве или других развивающихся городах и не узнает в кадрах фильма свою собственную жизнь.