ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА: Иллюзия монетаризма

ПАРИЖ – “Когда инфляция выше 3%, то все разговоры об инвестиционной политике – болтовня”, – сказал недавно министр финансов Алексей Кудрин. Таким образом он напомнил, что главным приоритетом была, есть и будет борьба с инфляцией.

Пока ученые добавляют к 15 известным типам инфляции 16-ю разновидность, пока статистики спорят о сомнительных методиках подсчета инфляции, политики, не колеблясь, берутся лечить болезнь верным лекарством – строжайшей экономией госрасходов.

Подход вполне в русле европейского и американского стремления к стимулированию экономики монетарными рецептами. Одно грустно: на Западе эти рецепты и приоритеты давно уже не воспринимаются как панацея, а “бесплодный триумф” монетаризма не раз приводил к катастрофическим последствиям.

Коктейль Молотова

Пристрастие политиков к монетаризму Милтона Фридмана во многом объясняется тем, что это самая простая и ясная современная экономическая теория. Чтобы в ней разобраться, вообще не нужно изучать математику и загружать голову формулами. Она не требует профессиональной экономической подготовки, зато позволяет давать безапелляционные рекомендации по глобальным вопросам. На ее фоне все другие экономисты кажутся осторожными, колеблющимися и ненапористыми.

Что, например, могут для себя вынести те редкие политики, которые вдруг возьмут, да и прочтут Джона Мейнарда Кейнса? Вроде бы и он дает понятные рецепты, а потом замечает, что все рекомендации имеют очень временный и ограниченный характер и не могут претендовать на использование во все времена и во всех странах.

К счастью для правительств, не таков Милтон Фридман. Ему чужда рефлексия по поводу особенностей функционирования той или иной экономики. Доказательством же состоятельности его теории зачастую служит лишь заклинание: учение Фридмана всесильно, потому что оно верно.

Монетаризм появился как реакция на галопирующую инфляцию в США 70-х гг. А ее смысл заключался в том, что уровень инфляции автоматически задается объемом денежного предложения, который определяется государством, обладающим монополией на денежную эмиссию. Из такой постановки вопроса автоматически вытекал и совет: ограничение роли государства и связанных с ней расходов и, следовательно, роста денежной массы. Благодаря этому инфляция должна снизиться, а экономический рост будет стимулироваться за счет естественного функционирования свободного рынка.

Современный мир имеет тенденцию к упрощению. Последователи Фридмана пошли еще дальше и делают вид, что не замечают его оговорки насчет свободного рынка. А монетаризм, как теория, порожденная одной из самых гибких мировых экономик, стал активно применяться в странах, которые со свободным рынком связывают разве что благие намерения.

Даже самые стойкие приверженцы нынешней вертикали власти в России вряд ли рискнут утверждать, что наша экономика описывается словами “свободный саморегулирующийся рынок” и что в ней сокращается доля государственного вмешательства, как на этом настаивал Фридман.

Если наше руководство хочет укрепить роль государства в экономике, то это понятная позиция, которую оно должно отстаивать перед оппонентами. Не исключено, что подобный подход не так уж плох для России. Однако почему же при этом из всех экономических теорий выбирается именно та, которая продемонстрировала свою временную состоятельность совершенно в других условиях?

Вероятно, это отражение нашего вековечного стремления к особому пути, стремления, основанного на удивительном убеждении, что сама российская почва способствует трансформации экономических законов. Одним странам для снижения инфляции монетарными методами нужно уменьшать роль государства, а у нас, наоборот, и государство усилится, и инфляция уменьшится. Получается “коктейль Молотова” из кейнсианской идеи усиления роли государства и монетаристских методов регулирования денежной массы.

Российские политики любят обвинять друг друга в незнании азов экономических теорий. Каждый защищает близкое сердцу. При этом ни один из действительно великих экономистов никогда не претендовал на точное знание функционирования экономики. Многие из тех, кто вывел свои страны в лидеры, действовали по наитию, вопреки догмам.

Что же касается прямолинейного монетаризма, то он провалился практически везде после своего триумфального взлета в США, да и там сегодня многие считают, что “чикагская школа” во многом ошибалась, а воплощение ее идей серьезно ослабило Америку. Например, в своей книге “Никчемное процветание” Пол Кругман выносит обвинительный вердикт монетаристам, считая, что большинство американцев в результате осуществления их рецептов испытали снижение или мизерное повышение уровня жизни, рост производительности оказался незначительным, инвестиции чахли. “Экономика предложения” не породила никакого экономического чуда, а лишь способствовала обогащению самых состоятельных слоев населения.

Статистический капкан

Фридман считал, что если вдруг с вертолета на население разбросать деньги, то никто не станет богаче, поскольку инфляция увеличится ровно на столько же. Неразрешимый нынешний российский парадокс: почему “рублевские” траты не повышают инфляцию, а рост зарплат врачей непременно ее повысит? Здесь мы должны благодарить того же Фридмана, который причислил к факторам, толкающим инфляцию вверх, не только рост бюрократических расходов, но и всю социальную инфраструктуру, а также меры, направленные на борьбу с безработицей.

Роскошь не порождает инфляцию, ее порождает помощь самым обездоленным – вот как выглядит монетаристский рецепт, очищенный от словесной шелухи. Платье от Gucci, сумка Dior, керамическая плитка Versace – все это не учитывается в потребительской корзине наравне с кефиром, сезонными фруктами и парой детской обуви.

В свое время Кейнс полагал, что “инфляция – это эвтаназия для богатых”, поскольку приводит к таянию капитала. Однако многие нынешние экономисты, особенно европейские, считают, что в сегодняшнем мире все наоборот. От инфляции теперь страдают самые низшие слои населения.

Проблема адекватного подсчета инфляции превратилась сегодня в одну из самых зыбких и таинственных сфер статистики. А само определение ее причин занимает целые страницы, на которых описывается десяток разных видов инфляции. Ученым ничего не ясно, зато ясно политикам.

Откуда взят желаемый потолок инфляции в 3%? Вероятно, это американские и европейские показатели. В частности, Европейский центральный банк с самого своего создания ставит цель добиваться удержания инфляции в 2%-ных рамках, прокламируя рост денежной массы в пределах 4,5% в год (2% – инфляция; 2% – рост, 0,5% – коррекция).

Специалисты знают, что само измерение инфляции остается очень спорным. А неспециалисты в Европе никак не могут понять, как увязать между собой 2%-ную инфляцию и безудержный рост цен на рынке недвижимости. Ответ прост: при подсчете уровня инфляции не учитывается ни рост финансовых активов, ни рост цен на недвижимость, которые относят не к тратам, а к инвестициям.

Ставится под сомнение и 4,5%-ный рост денежной массы в год. Активно обсуждается вопрос о том, что только за 2005 г. денежная эмиссия в Европе возросла на 8%, а в целом в европейской экономике обращается 20% “лишних денег”. Не осталась в стороне и Америка. Можно спорить с расчетами, показывающими, что нынешняя инфляция там в два раза выше официальных показателей, но полностью игнорировать подобные подсчеты не получается.

Федеральная резервная система поступила очень просто: взяла и перестала публиковать с 23 марта этого года данные о количестве долларов в обращении, так называемый показатель М3. Причем сообщение об этом решении было напечатано всего один раз, да и то на сайте самой Федеральной резервной системы. Европа пока еще публикует данный показатель, но не исключено, что и она может последовать примеру США, слишком уж удачно снимаются многие неудобные вопросы.

Еще в 1911 г. Ирвинг Фишер в книге “Покупательная способность денег” предлагал опираться в расчетах на индекс, который не только включает в себя потребительскую корзину продуктов и базовых услуг, но основывается также на подсчете динамики финансовых активов и сектора недвижимости. В противном случае получается ситуация, когда “пузырь” на фондовом рынке не означает инфляции и запредельный рост стоимости жилья также словом “инфляция” не называется. А инфляция всегда лишь у тех, кто еле-еле сводит концы с концами. А чтобы ее не было, нужно что? Правильно! С большой осторожностью повышать зарплаты, а в идеале лучше их вообще не увеличивать, ради священной цели борьбы с инфляцией.

Россия, случайно или намеренно, ориентируется сейчас на самые спорные экономические представления. Даже всемирно известный финансист Уоррен Баффетт, которого трудно назвать альтруистом, и тот постоянно заявляет, что США угрожает опасность формирования “аристократии богатства”. Он считает, что строить общество, в котором все завтрашние лидеры будут детьми нынешних богачей, столь же абсурдно, как и набирать олимпийскую команду США для Олимпийских игр 2020 г. из детей победителей Олимпиады-2000. У нас, по-видимому, это дело уже решенное и обсуждению не подлежит, а низшим слоям населения теперь предоставляется возможность не только обслуживать высшие, но и своей экономией украшать статистические отчетности по показателям инфляции.