Из цвета и хаоса

Путь к абстракции, как и многие другие дороги, может быть куда интереснее, чем сама конечная цель. Выставка «Кандинский: Путь к абстракции» в лондонской галерее Tate Modern – первая большая экспозиция в Великобритании, посвященная художнику, чьи самые значительные работы никогда не доезжали до Лондона.

Потоки размытых цветов и водовороты краски, свет и тьма, тепло и холод, неровности и гладкая поверхность, сталкивающиеся в монументальных «Композиции VI» и «Композиции VII»; бешеные, повторяющиеся мотивы в «Фуге»... И все же эти полотна кажутся наивными, совсем не выглядят как смелый прорыв за границы живописи, каковым на самом деле являются.

И дело здесь не только в том, что абстракция не стала для живописи святым Граалем, «новым путем, идя по которому, она сможет бесконечно развиваться», как об этом мечтал Кандинский. На недавней выставке во французском музее Fondation Maeght были представлены те же полотна, что и в галерее Tate, – но там новаторские поиски Кандинского выглядели более смелыми, чем в Лондоне. Почему?

Одна из причин – довольно беспорядочное размещение работ. Но самое главное (и это типичная проблема Tate Modern) – галерея как бы помещает художника в исторический вакуум. Выставка демонстрирует творчество Кандинского в наиболее важный период – от 1908 до 1922 года, но не дает представления о том, как он сложился и что было дальше.

Понять этого художника, не осознав его связи с русским символизмом – с вьющимися линиями модерна, с поэтичными работами Михаила Врубеля, – невозможно. Выставка не демонстрирует эти источники влияния. Поэтому художник кажется менее революционным, чем был на самом деле.

Кандинский, родившийся в 1866 году, получил юридическое образование и открыл в себе художественный дар, когда ему было уже за тридцать. Он учился в Мюнхене, увлекался немецким экспрессионизмом. Его привлекали сходство между музыкой и абстрактным искусством, которое отвергает предметы ради «звуков, заставляющих душу дрожать», и теософские идеи, популярные на рубеже веков в России. Он привнес в искусство космический восторг, свойственный русским живописцам конца XIX века, например Исааку Левитану и Михаилу Нестерову.

В Москву Кандинский вернулся в начале Первой мировой войны, отошел от немецкого экспрессионизма и увлекся супрематизмом и конструктивизмом – стилями, близкими большевикам. Но до этого Кандинский позволил себе в последний раз выразить любовь к родному городу в головокружительной картине «Москва. Красная площадь» (1916), где купола вибрируют в полифонии живого цвета.

Хотя большевики официально признали Кандинского, он вскоре разочаровался в их режиме. В работах «Сумерки», «В сером», «Смутное», созданных в 1917–1919 годах, цветовое великолепие сменяют мрачная гамма и острые формы, отражающие ужасы жизни в Москве эпохи Гражданской войны (трехлетний сын Кандинского умер в 1920-м от недоедания).

Кандинский бежал в Берлин в 1921-м. Свобода и открытость исчезли из его работ – он навсегда был отрезан от «сказочной Москвы», от «почвы, из которой черпал свою силу».

До 1 октября, «Кандинский: Путь к абстракции», Tate Modern, Лондон, тел. +44 020 78 87 88 88

(FT, 22.06.2006, Елена Парина)