Настоящие м.

Давным-давно, во времена иван-царевичей, мужская функция была делом очень понятным и даже наглядным: «Руку правую потешить, сарацина в поле спешить иль башку с широких плеч у ... отсечь». А теперь вот время такое, я даже не решаюсь написать слово «татарина», заменяю его многоточием, хотя автор этого слова – Пушкин, и все равно: вдруг татары обидятся?

Еще при безбожной (1917–1991) власти мужчине было чем заняться, чтобы чувствовать себя существом соответствующего пола. Тогда – представляете! – в продаже практически ничего не было... то есть не то что не было узкой стиральной машины с горизонтальной загрузкой, отжимом 1200 оборотов в минуту и сушкой и непременно немецкого производства, а вообще никакой! – и особенная мужская доблесть состояла в том, чтобы это практическое ничто превратить в стиральную машину, унитаз, книжные полки, автозапчасти, лопаты, чехлы для зонтиков и пр.; кроме того, доблестные мужчины могли проявить удаль, починив что-нибудь сломавшееся. В безруких семьях типа нашей бывал обязательно такой хороший знакомый или даже друг, которому звонили, когда все ломалось, и он приходил, часто бесплатно, и возвращал к жизни всю эту убогую рухлядь. У нас был такой Михаил Глебович, по прозвищу Майкл; он для любого, даже самого мелкого, ремонта непременно переодевался в плавки и принимался остроумно шутить – в общем, он был (и есть) настоящий мужчина, предмет женской зависти.

Сегодня большую часть утвари и одежды с обувью дешевле выкинуть, чем чинить; нет, страшно сказать! некоторые вещи даже в химчистку отдавать дороже, чем купить новые, – такова суровая реальность. И зачем теперь даже самые золотые руки? Отдельные мудрые и несовременные женщины по инерции позволяют своим милым и благоверным использовать золото рук, но про себя считают это прихотью вроде футбола. И пользуются всякой возможностью, чтобы этой прихоти мужчин лишить: «Просила я тебя карниз привесить, да пришлось мастера звать... ты ж всегда занят!»

На Западе, откуда уже двести лет «и моды к нам, и авторы, и музы, – губители карманов и сердец», такого сорта мужская настоящесть давным-давно не нужна ввиду товарного изобилия и развитой сферы услуг; западные мыслители от этого отсчитывают феминизм и политическую корректность, хотя, разумеется, отнюдь не только в этом дело.

Говорю же, время у нас такое, что и брутальность не в чести, и рукастость не в чести, а часто и семя наше им не нужно – по крайней мере персонифицированное, в комплекте с нами. Еще прибавьте, что в отличие от Запада у нас продолжает действовать патриархальное разделение обязанностей в семье: то самое, чего им от нас уже не нужно, входит в традиционные мужские занятия, а все остальное – женское.

Не очень даже понятно, почему в принципе самостоятельные и талантливые русские женщины еще обращают на нас внимание, а про некоторых из нас говорят, что мы-де настоящие, – складывается устойчивое впечатление, что мужского от нас только и осталось, что мы ходим оправляться за дверь с литерой М.

Потому что – ей-богу – трудно мне счесть за настоящие мужские качества способность разбираться в модных марках одежды-обуви и запахах; талант найти в Интернете самые дешевые билеты на самолет; умение с твердостью в голосе поговорить с рабочим, пришедшим переложить неправильно закатанную в бетон газовую трубу; а также терпение в очереди к нотариусу за генеральной доверенностью на машину.

Не будучи способен сам понять, как быть настоящим, я приступил с расспросами к дочери, девушке современной и отличающейся правдивостью и резкостью суждений. «Качества настоящего мужчины? – задумалась она. – Да чтоб не был тряпкой!»

На том, пожалуй, и успокоюсь.