Сергей Сторчак, заместитель министра финансов России
У Сергея Сторчака был всего день, чтобы решить, выгодно России заплатить Парижскому клубу $22,3 млрд или нет. После бессонной ночи в Париже, телефонных консультаций с Москвой и длительных подсчетов заместитель министра финансов, превысив свои полномочия, принял предложение кредиторов. Теперь российское правительство готовится к завершению самой крупной сделки в истории страны. К 21 августа Россия должна досрочно погасить свой долг перед Парижским клубом – так называемый долг бывшего СССР. Обсуждение этой финансовой операции в правительстве оказалось бурным – сложные расчеты поставили многих министров в тупик. В интервью “Ведомостям” Сергей Сторчак разъяснил суть сделки, а заодно рассказал о том, как будут использоваться средства стабфонда, размер которого уже приближается к $80 млрд.
– Год назад Минфин планировал погасить в 2006 г. долг перед Парижским клубом на сумму $6–10 млрд. Почему цель стала гораздо амбициознее – полностью выплатить этот долг?
– Вы помните нашу негативную реакцию, когда в 2004 г. Германия, ни с кем не договариваясь, выпустила облигации Aries на 5 млрд евро, обеспеченные российским долгом перед этой страной. Чтобы исключить появление “клонов” Aries, мы, подписывая в прошлом году соглашение с Парижским клубом о досрочном погашении $15 млрд, договорились с кредиторами: они не будут проводить аналогичных операций с российским долгом, если в 2006 г. мы сделаем им новое предложение о досрочном погашении на сумму не менее $6 млрд. Начиная второй раунд переговоров с Парижским клубом, мы ставили относительно скромную задачу – выйти на досрочное погашение $12 млрд. Но потом задумались: а нельзя ли вообще прекратить отношения с клубом в формате “кредитор – клиент”? Тем более что в этом году Россия председательствует в “восьмерке”. Так появилась историческая по масштабу цель – выплатить все $22 млрд.
– В интервью “Ведомостям” в прошлом году вы говорили, что с Aries уже ничего не поделаешь и эти облигации будут обращаться на рынке вплоть до 2014 г.
– Германия неоднократно заявляла, что намерена сохранить финансовые требования к России, поскольку ей необходим надежный источник для обслуживания Aries. Однако 15 июня в Париже секретариат клуба от имени 17 кредиторов России в ответ на наше предложение досрочно погасить $12 млрд по номиналу сделал нам контрпредложение: все кредиторы, включая Германию, участвуют в досрочном погашении всей суммы долга – $21,3 млрд. При этом страны, у которых наш долг обслуживается по плавающим процентным ставкам, получают долг по номиналу, а у стран с фиксированными ставками долг выкупается по его текущей рыночной стоимости. Для нас это оказалось неожиданным. Какие-то амбициозные задачи, сверхцели на время забылись. Мы начали просто считать, что выгоднее – погасить $12 млрд без Германии по номиналу или $22 млрд с Германией, но при условии, что часть долга откупается по рыночной цене. Расчеты показали, что второй вариант привлекательнее.
– Какая часть долга обслуживается по фиксированной ставке, а какая – по плавающей?
– На условиях плавающей процентной ставки обслуживается 43% долга перед странами Парижского клуба, а 57% – по фиксированной. Однако нам удалось договориться, что 15% задолженности перед Германией, Великобританией, Францией и Нидерландами, т. е. странами с фиксированной процентной ставкой, погашаются по номиналу. А это ни много ни мало $1,8 млрд. В итоге по номиналу будет погашаться задолженность в размере $11,1 млрд, или 52,1% долга, а $10,2 млрд, или 47,9%, выкупаются по текущей рыночной стоимости.
– В сумме получается $21,3 млрд, но, из-за того что часть долга выкупается по рыночной стоимости, Россия заплатит кредиторам около $22,3 млрд. Как был насчитан $1 млрд премии?
– Мне не нравится этот термин, впервые запущенный в оборот немецкой прессой. Надеюсь, понятно почему. На самом деле речь идет о том, что мы выкупаем долг целиком. Приобретая товар в магазине, вы не платите отдельно за услуги продавца. Для покупателя товар неделим. Так и весь наш долг неделим, если мы ставим задачу прекращения отношений с Парижским клубом в роли страны-клиента. С другой стороны, $1 млрд – это примерно та сумма, которая необходима, для того чтобы обращение Aries на рынке перестало быть нашей проблемой. Если бы мы гасили только $12 млрд, то экономия на выплате процентов будущих периодов составила бы $4,6 млрд. А по варианту полного погашения долга – $7,7 млрд. Согласитесь, разница существенная.
– А почему бы не расплатиться только по номиналу? Aries продолжали бы жить своей жизнью, бюджет сэкономил бы $1 млрд, а потом Россия договорилась бы с Германией на более выгодных условиях?
– Вариант погашения всей суммы по номиналу был категорически неприемлем для Германии и других кредиторов, использующих фиксированную процентную ставку. А вариант досрочной выплаты всего долга даже с выкупом его части по рыночной цене был заведомо лучше частичного погашения не только в абсолютных цифрах, о которых я уже говорил, – экономия $7,7 млрд на выплате процентов, – но и при расчете текущей стоимости этих будущих выплат: экономия составит $2,7 млрд. Воспользовавшись открывшейся возможностью, мы одновременно закрываем финансовую проблему и решаем нетривиальную политическую задачу.
Если бы мы сказали “нет” контрпредложению клуба и договорились о досрочном погашении части долга по номиналу, то в будущем мы уже никогда не смогли бы перейти к схеме откупа. Германия оставалась бы нашим кредитором до 2020 г., так как другие члены клуба обязательно внесли бы в соглашение оговорку о равенстве условий урегулирования различных категорий задолженности.
– Почему вдруг Германия круто изменила позицию? В альтруизм кредиторов поверить невозможно.
– Мне удалось – кстати, в нарушение неписаных правил клуба – отдельно переговорить с некоторыми членами немецкой делегации. Мне кажется, что Германия, как главный кредитор России, поддалась на уговоры остальных кредиторов солидарно выступить в вопросе досрочного погашения Россией кредитов. Очевидно, в Берлине приняли решение договориться с Россией на условиях, демонстрирующих немецкой общественности, что финансовые власти Германии не просто избавляются от надежного финансового актива, а стремятся взаимовыгодно урегулировать отношения с Россией.
– Вы приняли условия клуба, не пытаясь их улучшить?
– Не надо думать, что переговоры шли в режиме торга. Достижение многосторонних договоренностей в рамках Парижского клуба меньше всего похоже на торг купцов на восточном базаре. И мы, и кредиторы, зная графики погашения, денежные потоки, ситуацию на долговых рынках, в принципе, быстро посчитали, сколько стоит откуп Россией обязательств, связанных с долгом бывшего СССР.
“Историю вспять не повернешь”
– Кредиты СССР были политическими. Можно было этим аргументом отбить $1 млрд премии?
– Историю вспять не повернешь, а обязательства есть обязательства. К тому же уже в 2007 г. мы полностью отбиваем затраты на откуп: благодаря досрочному погашению сумма, сэкономленная на выплате процентов, превысит $1,2 млрд.
– А если бы клуб выставил наценку в $2 млрд за право России выплатить долги бывшего СССР?
– Да это же не алхимия! Цена откупа, включающая пресловутый $1 млрд, – счетная величина. Методология ее фиксации базируется на общепринятых у инвесторов подходах к оценке текущей стоимости будущих финансовых потоков. С точки зрения кредиторов, наш долг – это их активы. Активы, которые, если мы продолжаем платить, полностью превращаются в наличные только в 2020 г.
В Париже кредиторам предстояло договориться между собой, как оценить текущую стоимость российского долга. Проще говоря, сколько будущие деньги стоят сегодня. А нам надо было убедиться в том, что их подход является справедливым, что цена является справедливой и для покупателя, и для продавца. Как подметил председатель правительства Михаил Фрадков, справедливая цена – это когда продавец думает, что продал максимально дорого, а покупатель думает, что купил максимально дешево.
Для кредиторов рыночная оценка определяется прежде всего высоким уровнем процентных ставок, зафиксированных в 1990-х гг. в соглашениях о реструктуризации российского долга перед клубом. Кроме того, стоимость долга страны, имеющей инвестиционный кредитный рейтинг и аккуратно выполняющей свои долговые обязательства, причем с повышенными процентными ставками, не может быть меньше номинала. Уверен, что инвесторы, если бы им разрешили купить чуть-чуть российского долга, заплатили бы за него намного большую цену, чем та, о которой мы в конечном итоге договорились.
Хочу напомнить, что кредиторы не обязаны участвовать в операции по досрочному погашению долга дебитора, предлагающего такую сделку. И именно они выбирают схему погашения – по номиналу или выкуп по рыночной цене. России, причем впервые в истории клуба, удалось согласовать комбинированную схему погашения, когда используется и выкуп, и погашение по номиналу.
– И что, Сторчак в одиночку переиграл весь клуб?
– В Париже была крепкая, квалифицированная делегация. Замдиректора департамента Минфина Константин Вышковский, представители Минэкономразвития и МИДа, команда Внешэкономбанка во главе с зампредом Алексеем Смирновым и директором Дирекции межгосударственных долговых обязательств Ириной Андреевой. С нами были и наши зарубежные советники, которые много лет консультируют Минфин и правительство по всем вопросам, связанным с реструктуризацией долгов бывшего СССР. Это юридические консультанты из Cleary Gottlieb Steen & Нamilton и финансовые консультанты из Houlihan Lokey Howard & Zukin (Europe).
Вся команда занималась экспертизой предложений кредиторов и, по сути, математическими расчетами. Нам ведь в Париже не фокусы показывали. Использовалась классическая методология оценки приведенной стоимости будущих финансовых потоков. Например, нужно понять, сколько стоит сейчас платеж, который выпадает на 20 августа 2015 г.
В отношении каждого такого будущего платежа применяется ставка дисконтирования – скидка за то, что ты возвращаешь кредитору деньги раньше срока. В свою очередь, ставка дисконтирования определяется двумя величинами. Первая – это безрисковая процентная ставка, по которой сами кредиторы берут в долг. Вторая – спрэд, который показывает, как рынок оценивает риск кредитования России по сравнению с риском кредитования самих кредиторов – членов Парижского клуба. Этот параметр – вполне объективная величина. Она формируется в результате множества операций на долговых рынках, а обобщенный результат отражается на экранах современных информационных систем, например Bloomberg.
– А почему при определении ставки, по которой кредиторы сами берут в долг, в расчетах была использована так называемая кривая доходности шестимесячных свопов (6-month swap curve)? Может, выгоднее было ориентироваться на более долгосрочные показатели?
– Мы договаривались не о реструктуризации долга, а о выплате кредиторам наличных. Методологию необходимо было скорректировать, и такая позиция – справедливое требование кредиторов. С этим невозможно спорить. Доходность по заимствованиям в разных валютах – долларах, евро и фунтах стерлингов – наиболее репрезентативно определяется именно с помощью шестимесячных свопов. Мы согласились, что эта кривая позволяет кредиторам, долговые требования которых выражены в одной из этих трех валют, применить единую ставку дисконтирования. К тому же наш собственный анализ показал, что цена выкупа долга в большей мере зависит от размера спрэдов.
– Чем больше спрэд, тем более рискованным считается долг, а значит, его рыночная стоимость уменьшается. В ходе переговоров вы сумели добиться увеличения размера спрэда с 54 базисных пунктов до 70 базисных пунктов. Как вам это удалось?
– На дату переговоров – 15 июня 2006 г. – спрэд в 54 базисных пункта объективно существовал на рынке, о чем свидетельствуют распечатки с экранов Bloomberg. Но переговорная позиция кредиторов начиналась с более низкого спрэда, что явно удорожало цену выкупа. Пришлось искать контраргументы. Один из них состоял в том, что долг бывшего СССР, реструктурированный Парижским клубом, не является ликвидным финансовым инструментом, так как он не оформлен в рыночные бумаги. Кредиторы также понимали, что наша гибкость, выразившаяся в согласии применить шестимесячные свопы, требует компромисса c их стороны в вопросе о величине спрэда. Так расчетным, а не “базарным” путем мы определили цену выкупа каждого долгового обязательства.
– В какой пропорции распределен долг клубу по валютам?
– На доллар приходится 23%, на евро – 71%, остальные 6% – на фунт стерлингов, японскую иену, швейцарский франк, норвежскую крону и ряд других валют. Можно с уверенностью констатировать, что в условиях укрепления российской валюты рублевый эквивалент расходов бюджета по всей схеме будет стремиться к уменьшению, а не к росту.
– Проводился ли анализ эффективности выкупа долгов у клуба по сравнению с возможностью выкупа более дорогих в обслуживании еврооблигаций?
– Естественно, мы сравнили все. Цена выкупа части задолженности в сумме $10,2 млрд обойдется нам в 109,8%, а всего долга в сумме $21,3 млрд – в 104,8%. Котировки наших бондов “Россия-28” зашкаливают за 170%, “Россия-18” – равны 138%, а “Россия-30” – 106%. При этом не всегда у эмитента евробондов есть право заниматься откупом собственных долговых обязательств. Рынок на такие вещи реагирует неодобрительно. Инвестор, вкладываясь в наши финансовые инструменты, знал, что объем выпуска составляет $1 млрд, а это означает, что заем ликвидный, что облигации можно всегда продать. Когда от $1 млрд остается $500 млн, то ликвидность займа резко падает. В этом случае инвестор вполне может выразить свое неудовольствие. Все это юридическая сторона дела. Важнее то, что с финансовой точки зрения заниматься досрочным погашением иных инструментов, кроме как кредитов, реструктурированных в рамках Парижского клуба, сегодня невыгодно. Это очень дорого.
– Минфин на переговорах в Париже превысил мандат, предоставленный ему распоряжением правительства. У вас было право только на переговоры, а парафировать сделку вы не могли.
– Представьте, несколько месяцев подготовки, сложных консультаций и переговоров, отказы Германии от участия в сделке в полном объеме. И вот мы получаем шанс выйти на договоренности, которые финансово и политически выгодны России. Мы, делегация, в этом уверены. Принимать решение надо на месте. Нельзя допустить, чтобы кредиторы передумали. Докладываем министру финансов Алексею Кудрину: “Кредиторы нервничают”.
– А они-то чего нервничают?
– Забеспокоились те страны, у которых фиксированные процентные ставки: они же согласились принять 15% платежей по номиналу, а это потеря больших денег. Остальные кредиторы, проведя два дня и ночь в переговорах с нами, также хотели определенности. Чтобы снять напряжение и зафиксировать контур сделки, мы завизировали многосторонний протокол, кстати не являющийся юридически обязывающим документом. Многосторонний протокол, даже будучи подписанным, позволяет каждой делегации всего лишь “рекомендовать” национальному правительству принять условия сделки, на которые стороны вышли в процессе переговоров. В любом случае это не документ, предписывающий платить. Мы сделали еще больше: предупредили секретариат и членов Парижского клуба о том, что полномочий на подпись у нас нет, что в любом случае им придется какой-то период ждать, чтобы наше правительство определилось с тем, приемлемо ли соглашение с точки зрения не только финансовой политики, но и многих других параметров. Учитывая все обстоятельства и с разрешения министра, я поставил свои инициалы на каждой страничке текста многостороннего протокола. Сказать, что это доставило массу личных переживаний, значит не сказать ничего. Такие решения даются огромным напряжением и держат в напряжении не один день.
– В правительстве говорят, что Минфин просто продавил схему погашения, сыграв на нехватке времени для скрупулезного анализа ее плюсов и минусов.
– Такая трактовка, мягко говоря, не соответствует действительности. Министр финансов, прежде чем выйти с докладом в правительство, провел консультации с вице-премьером Александром Жуковым, курирующим финансовый блок, министром экономического развития Германом Грефом, председателем ЦБ Сергеем Игнатьевым. Они полностью владели ситуацией, потому что, как профессионалы, объективно оценили наши расчеты и аргументы. До начала заседания правительства мы получили согласование предлагаемого решения со стороны Минэкономразвития, МИДа и Внешэкономбанка. Эти структуры разделяли и разделяют нашу точку зрения о том, что пакетное соглашение с Парижским клубом соответствует национальным интересам России. В то же время мы благодарны острым вопросам, заданным рядом федеральных министров. Решенная нами проблема действительно крупная и весьма затратная.
– Для завершения сделки по досрочному погашению долга России еще необходимо подписать двусторонние соглашения с кредиторами. Может ли так получиться, что подписание соглашений с одним из государств будет сорвано и досрочного погашения не произойдет?
– В практике Парижского клуба еще не было случая, когда, подписав многосторонний протокол, страна-кредитор отзывала свою подпись и не подписывала двусторонний межправительственный документ. Бывает, правда, что кредитор и дебитор долгое время не могут выйти на согласованный текст из-за споров по формулировкам или по финансовым параметрам. Такое бывает. Но в нашем случае совершенно очевидно, что соглашение пакетное. И если кто-то из кредиторов, особенно Германия, вдруг скажет, что не участвует в сделке, то мы будем иметь полное право вернуться назад к нашему первоначальному предложению.
– То есть отказаться от пакетного соглашения или только от сделки с этой страной?
– Мы предложим всем участвующим в операции кредиторам осуществить досрочное погашение долга по номиналу. Естественно, в первую очередь такое предложение будет обращено к кредиторам с плавающими ставками, а те, у кого ставки фиксированные, будут решать тогда сами. Без Германии схема откупа [долга по рыночной стоимости] теряет финансовый смысл. Думаю, все кредиторы будут стремиться выйти на двусторонние договоренности до 21 августа, чтобы принцип сопоставимости условий погашения был соблюден в отношении всех.
– Почему надо завершить сделку до 21 августа? К чему такая спешка?
– Процентный период длится с 21 февраля по 20 августа. Если бы технически имелась такая возможность, уверяю вас, мы сделали бы все возможное и невозможное, чтобы еще быстрее закончить операцию: каждый день задержки с выплатой кредиторам причитающихся им сумм основного долга обходится нам примерно в $4 млн.
– Долговая стратегия России предусматривает, что отношение задолженности к ВВП, составлявшее в 2005 г. 23,5%, снизится к 2008 г. до 12,4% ВВП. Очевидно, что досрочное погашение остатка задолженности Парижскому клубу изменит эту цифру.
– Да, по данному коэффициенту мы впервые опустимся ниже 10% ВВП. Это, наверное, один из самых небольших показателей, характеризующих состояние внешнего долга развитого государства. Однако точное значение будет зависеть от соотношения курсов валют и фактического объема ВВП на 1 января 2007 г.
– Как изменится соотношение внешнего и внутреннего долга?
– Долговая стратегия предусматривает, что от соотношения 80:20 в начале 2005 г. мы выйдем на 53:47 к 2008 г. Но возврат кредитов идет так интенсивно, что уже в этом году мы, очевидно, достигнем паритета – 50:50. Это означает неизбежность корректировки программы заимствований на следующий год. В рамках общей тенденции к замещению внешнего госдолга внутренним мы будем стремиться максимально разнообразить инструменты, предлагаемые национальным инвесторам. Мы уже стоим на пороге выпуска государственных сберегательных займов, ориентированных на спрос со стороны пенсионных фондов.
“Как готовить общественность к такому результату?”
– В чем выгода использования средств стабфонда для погашения долга перед Парижским клубом?
– На середину 1990-х гг., когда мы занимались реструктуризацией задолженности бывшего СССР, пришелся пик процентных ставок за последние 20 лет. Мы вынуждены были согласиться на фиксацию ставок на очень высоком уровне – 7% применительно к Германии и США. Сейчас Россия, как заемщик, имеющий инвестиционный рейтинг, в состоянии занять значительно дешевле. Мы могли бы занять дешевые деньги, чтобы выкупить дорогой долг. А стабфонд – это ресурс, который достается нам, по существу, бесплатно. Поэтому, естественно, еще более выгодно использовать эти средства на цели досрочного погашения. Если размещать средства стабфонда в надежные, подчеркиваю, безрисковые облигации правительств иностранных государств, то доходность от таких инвестиций едва ли превысит 3–3,5% годовых, т. е. она будет в два раза ниже, чем проценты, которые мы платим кредиторам Парижского клуба.
– Готов ли пакет документов, позволяющий инвестировать средства стабфонда в суверенные облигации 14 государств с высшим инвестиционным рейтингом?
– Минюст России зарегистрировал соответствующие приказы Минфина России. Они устанавливают валютную структуру размещаемых средств: по 45% покупаемых бумаг будет в долларах и евро, 10% – в фунтах стерлингов. Минимальный срок обращения облигаций не должен быть меньше трех месяцев, а максимальный – не более трех лет.
– Когда ЦБ начнет практическую фазу инвестирования?
– Думаю, к середине июля ЦБ сможет приступить к операциям, связанным с управлением средствами стабфонда.
– На какую доходность будет сориентирован ЦБ?
– Мы определимся с этим, когда практически начнем формировать портфель бумаг. Параметры доходности в 3–3,5% – это не более чем первые прикидки исходя из требований, предъявляемых к качеству наших инвестиций и текущей конъюнктуры рынка. По мере приближения ЦБ к реальному размещению средств стабфонда появится более четкая картинка. Хотя опять же нам предстоит решить очень сложную методологическую задачку – каким образом показывать правительству и контрольным органам фактическую выгоду от инвестирования стабфонда. Укрепление рубля – это реальная проблема с точки зрения оценки результатов управления стабфондом.
– А в чем тут проблема?
– Проблема в выборе эквивалента, используемого для оценки последствий управления средствами стабфонда: будем зарабатывать валюту, а результаты – доходы и доходность – показывать в рублях. При укреплении рубля, даже заработав энную сумму долларов, мы из-за движения курсов валют можем столкнуться с тем, что стабфонд не вырастет, а уменьшится. Как объяснять это правительству, как готовить общественность к такому результату? Предстоит серьезная работа. Важно, чтобы все друг друга понимали. Не случайно при оценке инвестиционной деятельности Нефтяного фонда Норвегии, например, используются показатели, характеризующие доходность в иностранной валюте, а не в норвежских кронах.
– Но сам ЦБ при размещении в последние годы золотовалютных резервов больше 1–2% доходности не получал.
– Не считаю для себя корректным делать замечания об операциях Банка России. Однако нельзя не считаться с тенденцией к повышению учетных ставок Федеральной резервной системы США и в меньшей мере учетной ставки Европейского ЦБ. Это позволяет думать, что ЦБ, работая в новых условиях, будет зарабатывать больше по золотовалютным резервам, а в таком контексте и ситуация со стабфондом будет выглядеть по-иному.
– Портфель бумаг для инвестирования будет утверждать Минфин или правительство? Может ли ЦБ сам формировать портфель под установленную вами доходность?
– ЦБ будет формировать портфели ценных бумаг, доходность по которым должна соответствовать процентным ставкам по счетам стабфонда в валюте. При этом банк будет исходить из требований к данным бумагам, установленных правительством, и алгоритма формирования портфелей, утвержденного Минфином.
– Каким, по мнению Минфина, должен быть неснижаемый остаток стабфонда?
– Вы фактически затронули тему создания фонда будущих поколений. Где должна проходить черта, разделяющая фонд будущих поколений и стабфонд? Чтобы назвать конкретную цифру, нужно разработать некую модель. Очевидно, что, как и во многих других странах, неснижаемый остаток стабфонда, так называемую подушку безопасности, лучше привязать к доле ВВП. Эта величина будет меняться в абсолютных размерах. Далее надо решить, от каких параметров мы должны отталкиваться: либо от величины социальных обязательств, которые правительство берет на себя и которые оно должно гарантированно исполнять, либо к размеру социальных обязательств надо добавлять суммы на обеспечение безопасности страны.
После завершения платежей по досрочному погашению задолженности перед странами – членами Парижского клуба объем стабфонда уменьшится с 2,2 трлн до 1,6 трлн руб. Но к концу года он восстановится на уровне примерно 2 трлн руб. Именно в этот момент нам предстоит принять системное решение – выделить или нет фонд будущих поколений из стабфонда.
Мне представляется, что неснижаемый остаток стабфонда должен быть в пределах 10% ВВП. Полагаю, к концу года мы сумеем достичь консенсуса по существу. Многое будет зависеть от того, сумеем ли мы договориться о пополнении стабфонда не только за счет налога на добычу полезных ископаемых и экспортной пошлины на нефть, но еще и за счет доходов от экспорта других сырьевых товаров. Например, экспортных пошлин на нефтепродукты, акцизов на газ и отчислений части сверхдоходов от роста мировых цен на газ. Жизнь диктует, чтобы база пополнения у стабфонда была диверсифицированная.
– Сколько будет разрешено ЦБ взять средств из стабфонда, чтобы конвертировать рубли в иностранную валюту и купить суверенные облигации зарубежных государств?
– Такой график пока не сформирован. В течение ближайших недель нам потребуются ресурсы для досрочного погашения долга перед странами – членами Парижского клуба. Размер первых инвестиций стабфонда в суверенные облигации мы обсудим, что называется, по месту.
– Готовит ли Минфин поправки в Бюджетный кодекс, позволяющие ЦБ в дальнейшем инвестировать часть стабфонда в “голубые фишки” иностранных компаний, в глобальные индексы?
– На мой взгляд, эта проблема прямо связана с принятием решений о фонде будущих поколений. Такой фонд как раз и является инструментом, ориентирующимся на высокую доходность, на более рискованные операции. Для управления этим фондом я пошел бы по пути создания государственной финансовой корпорации. Аналог таких управляющих компаний есть, например, в Сингапуре. Власти страны передали в управление компании, контролируемой государством, $100 млрд из золотовалютных резервов. Инвестиционные решения компания принимает самостоятельно, имея, естественно, целевые ориентиры и регулярно отчитываясь перед правительством. Это иной тип отношений, чем наши отношения с ЦБ.
Я против того, чтобы ЦБ принимал на себя повышенные риски. В данном случае меняется функция кредитно-денежных властей, меняется функция ЦБ. На мой взгляд, у такого подхода нет перспективы. Применительно к нашей стране и нашим финансовым ресурсам речь все-таки должна идти об иной схеме, которая бы позволила решать в том числе и задачи управления остатками денежных средств на счетах Федерального казначейства. Это очень интересное направление, аналоги которого в мире существуют. Финансовое агентство Франции, например, осуществляет совершенно уникальные операции с точки зрения управления оборотными средствами.
– А частные управляющие компании смогут когда-нибудь размещать средства стабфонда, как в том же Сингапуре, например?
– Думаю, что в нашей ситуации это пока неактуально. Трудно представить себе легитимный и безрисковый порядок передачи государственных средств в управление частной компании. Это не укладывается в рамки современного бюджетного процесса, а также плохо сочетается с задачей минимизации реальных рисков, которые при этом существуют.