Те, кто играет на жизнь, – не дьяволы, а обычные люди

ПАРИЖ – Режиссер Гела Баблуани – живущий в Париже 27-летний сын грузинского режиссера Теймураза Баблуани (получившего в 1993-м “Серебряного медведя” в Берлине за “Солнце неспящих”). Триллер “13” (Tzameti) Баблуани-младшего успел завоевать “Льва будущего” (приз за лучший дебют) на фестивале в Венеции в 2005 г., Гран-при за лучший зарубежный фильм на фестивале американского независимого кино в Санденсе в 2006-м (впервые за всю историю присужденный французской картине), в Каннах был назван одной из семи самых перспективных для мирового коммерческого проката французских картин, а сам Гела Баблуани был удостоен особого чествования на красной каннской лестнице. В ближайший четверг фильм выходит в российский прокат.

“13” – пример такого французского “черного фильма”, какие сами французы снимать почти разучились (“Ведомости” писали о нем в № 114 от 26 июня, когда он был показан во внеконкурсной программе Московского международного кинофестиваля). Безденежный молодой человек использует случай выдать себя за другого, про которого подслушал, что ему светит выгодное дело. И, сам того не подозревая, оказывается участником страшной игры на выживание – “русской рулетки”, но с еще более жестокими правилами. Можно сказать, что это редкий фильм в современном кино с действительно оригинальным сюжетом. Французская критика в унисон говорит о рождении большого художника, обозреватель Le Monde сравнивает черно-белый фильм “13” с шедеврами русского немого кино, а критик из самой авторитетной американской киногазеты Variety вспоминает о ранних работах Тарантино и утверждает: талант Баблуани настолько очевиден, что все киноманы будут с нетерпением ожидать его нового опуса.

Мы встречаемся с Гелой Баблуани в его продюсерской компании Strada на улице Отвиль, которая – хотите верьте, хотите нет – поднимается прямо к храму. “Я очень хорошо говорил по-русски, – с ходу сообщает мне Гела Баблуани. – Папина бабушка была русская, Зотова, я даже ходил в русский детский сад в Тбилиси, но за 10 лет в Париже стал забывать слова!” Так что дальше мы общаемся по-французски.

– Говорят, что все крупнейшие голливудские компании – Fox, Columbia, Universal, а также продюсерская компания Роберта Де Ниро толпятся вокруг вас, чтобы купить права на сценарий для ремейка фильма “13”. Это так?

– Да уж, просто все как один меня ищут! Нет, речь идет не только о продаже прав, мне предлагают снять ремейк самому, бесконечно шлют сценарии, вообще приглашают работать в Голливуд. Недавно я обедал с Бредом Питтом. У него тоже есть предложение.

– И вы уже сделали выбор?

– Нет, я еще думаю. Торопиться не хочется. К тому же я еще как следует не переварил “13”.

– Гела, кроме того что вы сын режиссера Теймураза Баблуани, о вас ничего не известно. Как вы оказались во Франции?

– Я приехал в 1995 г. учить французский, думал, месяцев на шесть. Но видите – все еще здесь. Я вовсе не помышлял о кино – хотел стать писателем. В Париже я организовал маленькую продюсерскую фирму только для того, чтобы помочь производить фильмы отцу. И как-то между делом поступил на кинематографический факультет университета “Париж-8”. Но через три месяца бросил, мне стало скучно.

– То есть ваши университеты – это влияние отца?

– Мой отец тут ни при чем. Он ничего не знал о моих намерениях и вообще не хотел, чтобы я занимался кино. Он много намучился в своей киножизни, несмотря на то что его фильмы попадали на крупные фестивали, и предпочитал, чтобы я занялся чем-нибудь другим. До отъезда из Тбилиси я два года учился на юридическом факультете, и он хотел, чтобы я продолжал и дальше, получил “настоящую профессию”. Так что учился я всему исключительно на практике, на съемках первого короткометражного фильма A fleur de peau, который снимал очень долго, с 1999 по 2001 г. Во Франции обычно долго-долго учатся, потом столь же долго ищут деньги и наконец годам к 35 снимают первый фильм. Меня это абсолютно не устраивало.

– Как вам удалось раздобыть деньги на “13”?

– Вначале было ужасно тяжело. Я одалживал деньги и на свой страх и риск снял один час “13”. (В общей сложности съемки длились два с половиной года.) А потом стал показывать отснятый материал. Сразу возник огромный выбор продюсеров! Но, по сути, я начал получать деньги, когда фильм был уже почти готов, – чтобы его завершить.

– Кого вы считаете своими учителями?

– Я не могу назвать какое-то одно имя. Ну, американское кино, первые фильмы Скорсезе, Копполы... Но больше всего на мою манеру, думаю, повлияла школа советского кино: принципы съемки, близкие к немому кинематографу, когда предпочтение отдано изображению и монтажу. Я смотрел с отцом много фильмов его друзей – тогда все ходили смотреть фильмы друг друга, потом обменивались впечатлениями. Как большая семья. А у моего отца еще такой характер, что он всегда любил устраивать праздники. Он великий тамада! У меня в юности были проблемы с сердцем, и отец каждый год возил меня в Москву к врачам. И когда мы потом устраивали праздник в московском Доме кино, то я помню, что мы начинали за столиком на двоих, а заканчивали – на 70 человек! И я видел многие фильмы присутствовавших. Богатство кино Советского Союза в том, что оно складывалось из разных традиций. Грузинский кинематограф, например, был очень отличен от русского, но все вместе они и составляли феномен советского кино. Я очень люблю фильмы моего отца – не потому, что он мой отец: у него свой стиль, очень индивидуальный, и от его картин исходит заразительная энергия. Но так же я люблю фильмы Абуладзе, раннего Иоселиани, братьев Шенгелая. Да, у нас было великое кино.

– Ваша продюсерская компания тем не менее называется не по-грузински – Strada (“Дорога”), напоминая о знаменитом фильме Феллини.

– Конечно, мне близок очень стиль Феллини.

– Но ваше видение мира гораздо более жестокое и безысходное, чем у итальянского классика.

– Это объясняется моим личным жизненным опытом. Может быть, если бы я родился в благополучно-буржуазном 16-м округе Парижа, я бы снимал иное кино. Но в Грузии моей юности, в начале 90-х, главенствовали головокружение от свободы и страшный хаос. Поколению моего отца было все же легче, потому что они прожили какую-то часть жизни в нормальных условиях, у них еще были, как бы к ним ни относиться, четкие ориентиры. У нас не было ничего. В Тбилиси я пережил гражданскую войну, разборки бандитских кланов, нищету, голод, узнал, что такое право сильнейшего. Чтобы выжить, нужно было бороться. Оружие было частью нашей повседневной жизни. И повсюду была смерть.

– Именно поэтому вас так волнует тема смерти?

– Для меня в свое время самым страшным открытием оказалось то, что даже к смерти человек может привыкнуть. Я хотел показать лицо смерти, ужас смерти. Ситуацию, вынуждающую человека нажать на курок, которую я придумал в фильме “13”, можно счесть совершенно искусственной. Но этот фильм – притча и о жизни тоже: чтобы выжить, приходится устранять других, это закон человеческой природы. Для меня было важно показать: и игроки, и те, кто делает на них ставки, – обычные люди, которых можно встретить каждый день на улице. В них нет ничего дьявольского. Поэтому отбор актеров шел очень долго: я искал типажи в жизни, искал повсюду, взял много непрофессиональных актеров. Например, наркоман, хозяин виллы, на которой чинит крышу главный герой, всю жизнь преподавал французский язык в тюрьме!

– Есть ли особый смысл в том, что главную роль в “13” исполняет ваш брат – Георгий Баблуани?

– Я хотел, чтобы этот персонаж даже внешне был отличен от других. В нем есть что-то ангельское, невинное. А внутри – демон, который в нужный момент проснется. В Георгии как раз есть эта скрытая жестокость, которая в любой момент может выплеснуться наружу. Но в “13” снимались также моя сестра, и мать, и отец, и я сам.

– Что для вас самого число 13 – чертова дюжина или счастливый номер?

– Меня притягивает в этом числе его двойственность: никогда не знаешь, принесет оно счастье или несчастье. Цифры, с которыми всегда надо быть осторожным.

– Можно ли сегодня сделать картину одновременно киноманскую и кассовую?

– Я вообще не понимаю этого разделения. Раньше в Грузии авторское кино смотрели все, т. е. оно было и кассовым тоже. Я хотел бы совместить и то и другое, мне неинтересно делать фильмы, которые никто не увидит. Сейчас в Грузии многое меняется... Мне отсюда кажется – к лучшему...

– У вас не возникает желания вернуться?

– Не знаю. Но для меня было очень важно снять следующий фильм в Грузии, и мне удалось уговорить на эти съемки французских продюсеров. Мой второй фильм, пока условно названный “Переводчик”, сейчас в стадии монтажа.

– Вы затеяли его на волне успеха “13”?

– Нет, мы начали съемки до выхода фильма “13”, и было все еще мучительно сложно достать деньги. Мы снимали вместе с отцом: я вообще задумал этот проект только для того, чтобы он вновь смог сделать фильм.

– Сюжет опять про смерть?

– Про смерть, но сценарий Теймураза Баблуани: приключения французов, которые попадают в Грузию и сталкиваются там с очень своеобразными ситуациями.

– У вас есть другие написанные сценарии?

– Да, много.

– И на каком языке вы пишете?

– Новеллы – по-грузински. А все, что для будущих фильмов, – по-французски.

– Так вы все-таки французский режиссер или грузинский?

– Грузинский, конечно!