Казахская республика Боржоми
В каком направлении движется история, лучше всего понимаешь в Лекани, возле боржомских источников. Здесь красуется роскошная дача великого князя Михаила, позже она принадлежала тов. Сталину. Сохранился стол, в боковину которого вождь самолично вогнал гвоздь, чтобы удобнее было вешать войлочную шапочку, когда голова взопреет. Напротив романовской дачи, через Куру, – полуразрушенная крепость. Она крохотная, построена на выступе отвесной скалы; внутри можно было разместить женщин, детей и десяток-другой солдат. Несколько веков прошло, а какой контраст: одни прячутся в каменное жерло от смерти, другие доверяют жизни, не опасаются ее. И любуются на крепость во время вечернего чая.
Эпоха войны уступает место эпохе туризма. Чтобы чужое стало твоим, не нужны ружья, скакуны и бурки; прощайте, рискованные набеги; да здравствуют деньги и трезвый расчет. Когда-то русская элита это хорошо понимала, понимала и грузинская. Главный памятник этому пониманию –Тбилиси. Самый мирный, живой, домашний, веселый, просторный, религиозный, пьяный, вкусный, красивый, ветхий, безалаберный и беззаботный город во всей империи. Здесь было хорошо молиться и пировать, общаться и отдыхать; здесь было главное – атмосфера.
Атмосфера никуда не делась. Светицховели неустанно молится; грустный Ольгинский монастырь прячется в горную тень, чтобы не слепить нас своей нищей святостью; возле серных бань сидят жизнерадостные бездельники, как во времена Грибоедова с Пушкиным или Пастернака с Заболоцким, чешут языками. Выйдя рано утром на резной балкончик в самом центре Тбилиси, слышишь деревенских петухов… На мосту стоит продавец подержанных автомобильных дисков. В каждой руке по книжке; одну он читает, другую прижимает к груди, чтобы ветер не унес.
В только что открытой хинкальной нет свободных мест, а хинкали по-имеретински истекают мясным соком. Проспект Руставели ночью подсвечен; следы гамсахурдианства затерты… А все равно ощущение, что перед тобой не вольная дача Романовых, но маленькая крепость. Потому что вокруг, по периметру, война.
И никто про нее не забыл. Ни турагенты, ни путешественники, ни тбилисцы. Забыли разве что казахские бизнесмены; они-то, кажется, и сорвут туристический куш.
Чудовищный совковый санаторий, построенный на гектарах романовских дач, скоро будет закрыт на реконструкцию. Спрашиваю: кто закрывает? Казахи, – отвечают мне уныло. А легендарную «Иверию» в Тбилиси кто восстанавливает? Казахи, кто ж еще? А гостиницы в Батуми кто скупил? Они же. Такое ощущение, что, когда Саакашвили совершал мирный марш-бросок на Аджарию, за ним в обозе ехал весь цвет казахского бизнеса.
…Воскресным вечером, прощаясь с друзьями, мы с трудом находим место в ресторане у потока; едим невероятное хачапури, пьем тягучее, рубиновое саперави, едим фантастическую хошлому, которую подают всего лишь дважды в год, когда на рынке есть особая травка, без которой ну никак; говорим, говорим, говорим… Как только собираемся уходить, из-за соседнего столика встает выбритый налысо человек; в руке у него пластмассовая бутыль. «Вот, – говорит он по-русски, – вчера двадцать литров вина прислали, это Псоу, настоящее абхазское Псоу. Десять литров друзьям раздали, десять себе наливаем. Попробуйте, как вам?
Я сам, между прочим, абхаз; выпьем за нашу Грузию, за нашу Абхазию».
Выпьем, друг. Отличное вино.