Батальные лоскуты


Павел Пепперштейн уже не впервые откладывает в сторону краски и тушь ради орудий литературного творчества. На рубеже тысячелетий некоторое оживление вызвал написанный им в содружестве с коллегой-медгерменевтом Сергеем Ануфриевым лихой двухтомный роман – практически эпопея – “Мифогенная любовь каст”. Под прихотливым заголовком пряталось многофигурное батальное полотно – галлюциногенная история Великой Отечественной, где наряду с парторгами, партизанами и штандартенфюрерами в жестокую схватку вступали Колобок, Муха-Цокотуха, Карлсон и прочие реликты жизнерадостного детского сознания.

Новая персональная книга ёры и забияки Пепперштейна раскрывает автора как слугу одной, все определяющей темы, певца одной, но пламенной страсти. Повзрослевший писатель выпустил томик с бесхитростным названием “Военные рассказы” – набор коротких и старательных упражнений в прозе, насквозь пропитанных подростковым томлением духа или юношеским благоговейным восторгом по отношению к дыму сражений, свисту сабель и запаху пороха.

Большая часть текстов (всего их в сборнике около трех десятков) восходит к леденящим кровь “былям” – тем, что имели широкое устное хождение в пионерских лагерях того исторического периода, в который их мог почтить своим присутствием ныне сорокалетний Пепперштейн. К тем “былям”, что пребывают на стыке кинематографической реальности и дворового мистицизма, а передаются по наследству из смены в смену.

Белый офицер безуспешно пытается расстрелять пленного красноармейца, а на недоуменно-отчаянный вопрос: “Почему вы не умираете?” – получает ответ: “Потому что я – Бог” (открывающий книгу рассказ “Бог”).

Рядовой полевой разведки Егор Сычов находит в кармане мундира захваченного языка огромный рубин, прячет его в рот и превращается в “колоссальных размеров голую женщину” (“Тело языка”).

Обладающий “брутальным” чувством юмора майор СС решает – в шутку – исповедаться во всех своих злодеяниях в церкви захваченного русского городка и получает от старенького священника выстрел в голову “прямо через епитрахиль” (образец литературного минимализма – всего 33 строки – рассказ “Неудачная исповедь”).

“Живой гроб”, перманентно и с упоением выбрасывающий своих покойников с высокого обрыва, сопровождает эти действия неизменным “Флай! Flay once more!”...

“Прожорливый торт”, учиняющий форменное безобразие на банкетном столе, приготовленном к выпускному вечеру в “Высшей Ее Величества Военной школе для женщин” в графстве Сассекс, в июне 2008 года... Покуда вы последовательно поглощаете – словно бы щелкая семечки – вереницу непритязательных, но цепляющих обезоруживающей простотой подачи, написанных “шершавым языком плаката” пепперштейновских текстов, вас не оставляет главный вопрос: так все-таки издевается над нами автор, по-пионерски дурит вам голову или все же пытается поведать некие высшие истины, упакованные во вчерашнюю, но все еще работающую постмодернистскую обертку?

Ситуация, аналогичная восприятию “Мифогенной любви...”, которую называли “временами смешным” бредом и которой одновременно посвящали серьезнейшие структуралистские исследования, возводя ее в ранг главных русских романов эпохи наряду с “Generation П” Пелевина и “Голубым салом” Сорокина. В этой абсолютной “неуловимости”, неподвластности апробированному критическому инструментарию и заключается, пожалуй, главное достоинство “Военных рассказов” – безусловно, неровных по своему уровню, но в лучших своих образцах завораживающих некоей – ни дать ни взять – кафкианской мерцающей притягательностью.

С другой стороны, сплошь и рядом они кажутся произведениями не лишенного способностей абитуриента Литературного института. А с третьей... За одну только фразу (в лучшем, на наш взгляд, тексте книжки, этакой выразительной апелляции к стихотворениям в прозе Ивана Тургенева под названием “Казантип”) – “могущественный flash back прокатился по моему мозгу” – Павла Пепперштейна можно смело выдвигать если не на литературный орден, то, как минимум, на медаль.