Владимир Рашевский, гендиректор СУЭК
Известный российский банкир, бывший предправления МДМ-банка Владимир Рашевский уже два года руководит крупнейшей угольной компанией страны – СУЭК. Ему, похоже, нравится этот бизнес – уголь Рашевский считает наиболее перспективным видом топлива. Но для того чтобы компания развивалась, ей, как рассказал Рашевский в интервью “Ведомостям”, нужна активная поддержка государства: повышение тарифов на энергоносители, сдерживание тарифов на железнодорожные перевозки, льготы по налогам, инвестиции в портовую инфраструктуру. Со своей стороны СУЭК обещает продолжать реализацию собственной программы социального развития шахтерских районов и увеличивать долю страны на мировом рынке угля.
“Попов и Мельниченко бизнес не делят”
– Два года назад в интервью “Ведомоcтям” вы обещали провести IPO СУЭК в 2006–2007 гг. План остается в силе?
– В 2007 г. компания по всем своим параметрам должна быть готова к IPO. Размещение акций для нас не самоцель. Мы ведем активную инвестиционную политику, да и наше участие в электроэнергетике может потребовать дополнительных ресурсов. Поэтому наша задача – иметь максимальный арсенал способов привлечения инвестиций и возможность их выбора в нужный момент.
– А акционеры готовы сделать компанию публичной?
– Да, они принципиально готовы и способствуют этому. Они профессиональные инвесторы и понимают преимущества статуса публичной компании для ее капитализации. Конкретное решение будет зависеть от рыночной конъюнктуры и реальной потребности в финансовых ресурсах.
– На последнем собрании акционеров СУЭК Андрей Мельниченко не был переизбран в совет директоров. Он выходит из бизнеса компании?
– Нет, это абсолютно не связано с какими-то изменениями в составе акционеров. Я могу с полной уверенностью утверждать, что [совладельцы СУЭК] Сергей Попов и Андрей Мельниченко бизнес не делят и акции не продают. Просто в течение последних полутора лет акционеры шаг за шагом строят модель корпоративного управления, подразумевающую среди прочего высокую степень независимости совета директоров. Сначала в него были включены независимые директора. Потом из него вышли представители менеджмента, теперь из него вышел один из акционеров.
– Когда будет готова отчетность по МСФО?
– Первая отчетность готова. Но мы не планируем публиковать отчетность ранее чем по итогам 2006 г. Только в прошлом году закончена консолидация, поэтому любые консолидированные цифры ранее 1 января 2006 г. не будут репрезентативными. А пока мы отлаживаем процедуры, чтобы в компании, где более 100 дочерних и зависимых обществ, отчетность появлялась в максимально короткие сроки.
“Случился удар с другой стороны: ускорилось укрепление рубля”
– Счетная палата некоторое время назад предлагала обложить сверхприбыли угольщиков экспортными пошлинами. Поделитесь с государством?
– Насколько я помню, речь шла об экспорте коксующихся углей. Они вообще дороже энергетических, а тогда для них еще был период особенно хорошей конъюнктуры, которая за последний год сильно ухудшилась. Но у СУЭК коксующихся углей почти нет, поэтому ситуацию с этими углями я комментировать не берусь.
– Но ведь и по энергетическим углям экспорт растет динамично.
– Да, экспорт вырос сильно – с 40 млн т в 2002 г. до более 70 млн т в 2005 г. Россия, по нашим оценкам, вышла сейчас на 3–4-е место среди мировых экспортеров угля, заняла мощную позицию – 12% рынка. В Европе российский уголь вообще составляет 35% импорта. Но это не вполне естественная ситуация. Мы вышли на мировой рынок в поисках возможности сбыта угля, после того как в 90-х гг. спрос на него внутри страны драматически упал. А возможность появилась потому, что по ряду конъюнктурных причин цены на уголь выросли, причем до исторических максимумов. Но в 2005 г. цены упали более чем на 30%, и в конце прошлого года реально встал вопрос, сохранится ли рентабельность в 2006 г.
– И от чего зависел ответ?
– От железнодорожного тарифа на экспортные перевозки угля. Его сильный рост просто убил бы экспорт. К счастью, руководство РЖД и правительство заняли взвешенную позицию. Были приняты во внимание и государственные интересы укрепления места страны на глобальном энергетическом рынке, и тот факт, что уголь занимает большое место в грузоперевозках по железной дороге – 30%. Решение увеличить тарифы в среднем на 4,5% позволило угольщикам поддержать хотя бы минимальную рентабельность и, главное, сохранить с трудом завоеванные позиции на основных экспортных рынках. Правда, случился удар с другой стороны: ускорилось укрепление рубля.
– Этот фактор сильно влияет на рентабельность угольщиков?
– Да. Как и у других производителей с небольшой маржей, удорожание рубля почти полностью съедает доходность экспортных операций. Так что тема экспортных пошлин вообще неуместна. Наоборот, назрела необходимость мер по господдержке экспорта угля. Например, это может быть привязка уровня железнодорожных тарифов к мировой цене на уголь. Необходимо и участие государства в строительстве портовой и железнодорожной инфраструктуры, ориентированной на экспорт угля. Особенно на восточном и южном направлениях.
– А рынок для российского угля не сужается из-за введения в действие Киотского протокола, развития альтернативной энергетики?
– Эти факторы действуют на рынок, но на самом деле он, напротив, расширяется. Доля угля в мировом производстве электроэнергии стабильно является самой большой среди видов топлива – 40%. За последние три года спрос на уголь рос почти в три раза быстрее, чем на другие энергоносители. Колоссальный рост потребления угля идет в Азии, где делают ставку прежде всего на угольную энергетику.
Сейчас начинают появляться экономически разумные технологии, позволяющие вырабатывать энергию на угле с почти или полностью нулевыми выбросами вредных веществ и углекислого газа. Причем КПД у них – 45–50%, что значительно выше, чем на сегодняшних угольных станциях, и приближается к КПД парогазовых энергоблоков. Крупнейшие энергетические компании при поддержке правительств своих стран уже реализуют такие проекты. Основные инновационные события в мировой электроэнергетике сейчас происходят именно в угольной генерации. Через 5–7 лет уже будут работать первые полностью экологически чистые угольные станции. А через 10–15 лет именно они начнут формировать основу мировой электроэнергетики.
– А в России есть какие-нибудь реальные подвижки в этом направлении?
– Мы как раз подошли к такой поворотной точке, в которой должен делаться принципиальный выбор. У нас еще в 1980-е гг. угольная энергетика отошла на второй, если не на третий план. Ее доля в производстве электроэнергии продолжает снижаться и сейчас. Она составляет уже менее 16%, что идет вразрез не только с установками Энергетической стратегии России, но и с объективной оценкой доступности разных видов топлива и их будущей стоимости. Надо не исходить из посылки, что у нас много дешевого газа, а ориентироваться на создание действительно новой энергетики, которая на десятилетия вперед обеспечит развитие страны.
– Вы рассчитываете, что ситуация для угольщиков на внутреннем рынке изменится?
– Да, потому что я верю в будущее угольной энергетики России. Прошедшая зима продемонстрировала проблемы с поставками газа на электростанции. Разрыв между возможностями поставок и спросом на дешевый газ на внутреннем рынке нарастает драматическими темпами. При этом газ перестает быть дешевым топливом: инвестиционные банки предсказывают к 2010 г. удвоение цены на газ до $70–80 [за 1000 куб. м]. Она будет быстро приближаться к мировому уровню. Кроме того, Россия благодаря своим уникальным ресурсам газа стремится играть все большую роль в обеспечении глобальной энергетической безопасности. Очевидно, что “Газпром” все больше ориентируется на приоритетность экспортных проектов, а также социальных программ газификации.
– Но все это отразится на угольной отрасли только в долгосрочной перспективе, а пока энергетикам, наверное, выгоднее покупать газ.
– Давайте посмотрим не на 2–3 года вперед, как мы привыкли, а дальше. Ведь станции, проектируемые сейчас, войдут в строй через 3–5 лет, а работать будут 40–60 лет. Откуда они будут брать дешевый газ? России нужно по образцу большинства других стран – США, Германии, Японии, Китая, Индии – уже сейчас развивать новую угольную генерацию, эффективную и экологически чистую. При этом СУЭК готова к долгосрочным контрактам на поставку топлива на новые станции с фиксацией объемов и условий ценообразования.
– ФАС без восторга относится к перспективам установления контроля топливных компаний над энергогенерирующими активами. На планы СУЭК эта позиция повлияла?
– По-моему, это скорее были предварительные соображения. ФАС сказала: “Мы видим интерес топливных компаний к энергетике и считаем, что из-за этого возникают предпосылки для монополизации рынка. Давайте обсудим и вместе с профильными ведомствами определимся, будем мы допускать вертикальную интеграцию или нет”. Это была честная позиция со стороны ФАС. В этом вопросе своевременное определение правил игры, которые потом меняться не будут, важно и нужно. Мы к этой дискуссии готовы.
– ФАС в отдельных регионах уже признавала положение СУЭК доминирующим. У вас нашли злоупотребления?
– Будучи крупнейшей в России угольной компанией, мы объективно в ряде регионов занимаем доминирующее положение. Доминирование – просто вопрос математики: если ты поставляешь более 35% продукции данного вида в этом регионе, значит, у тебя доминирующее положение. Главное – не злоупотреблять им.
– А вас в чем-то ограничивают?
– Нам выставлены поведенческие условия, которые мы выполняем. И это пример того, как в отрасли с высокой концентрацией могут эффективно работать механизмы, пресекающие недобросовестное поведение. Если мы сравним цены на различные энергоносители, то увидим, что стоимость угля растет меньше всего. В долларовом выражении цены на нефтепродукты за два года выросли в два раза, цены на газ – на 60%, а, например, СУЭК в среднем подняла цены за этот период меньше чем на 20%. Вот так злостно злоупотребляем. (Смеется.)
– Госорганы подозревают угольщиков в использовании трансфертных цен. СУЭК их использует?
– Нет. Мы платим все налоги в полном объеме. В 2005 г. наши налоговые платежи составили 10,7 млрд руб. Крупные компании в игры с минимизацией налогов не играют.
– Какие перспективы у рентабельности угольного бизнеса?
– Мы не строим оптимистичных прогнозов. Цена угля на мировом рынке будет на тех уровнях, которые обеспечивают небольшую рентабельность. И это риск для нас, так как, пока цены были высокими, за счет экспорта мы фактически субсидировали поставки на внутренний рынок. А на нем уровень рентабельности минимален и не позволяет вести сколько-нибудь активную инвестиционную политику. Для сравнения: в Китае, где кардинально модернизируется угольная отрасль, цены на уголь внутри страны составляют $50–70 за 1 т условного топлива. А в России, где отрасль не менее нуждается в полном перевооружении, уголь в среднем стоит $15–30. Во многом это следствие чрезмерного сдерживания тарифов в электроэнергетике.
– Зато это помогает сдерживать инфляцию.
– По нашим оценкам, на инфляцию уровень тарифа влияет минимально, зато на конкурентных перспективах российской экономики его низкий уровень отражается самым негативным образом. Повышение энерготарифов – самый действенный стимул к развитию энергосбережения, по которому Россия отстает от конкурентоспособных экономик мира в 2,5–3 раза. Энергосбережение позволяет покрыть большую часть дефицита электроэнергии, который прогнозируется сейчас почти во всех регионах. Полезность энергосбережения для экономики значительно больше, чем просто экстенсивное строительство новых мощностей. Аналогичная проблема с тарифами на газ. Их заниженный уровень не столько помогает бороться с инфляцией, сколько является своеобразным наркотиком, к которому пристрастилась экономика. Чем быстрее внутренние цены на газ выйдут на экономически обоснованный уровень, тем эффективнее газовая отрасль сможет решать свои приоритетные задачи и тем более заметным будет стимул для рационализации топливного баланса.
– А каковы потребности СУЭК в инвестициях?
– Более 10 лет отрасль находилась в тяжелейшем кризисе. За это время все основные средства морально и физически устарели, их необходимо кардинально обновлять. Нам нужно практически полное переоснащение предприятий, чтобы выдерживать глобальную конкуренцию. Совокупные инвестиционные программы на 2006–2010 гг. приближаются к $1 млрд. Но, по правде говоря, объективные потребности все равно больше, чем те инвестиции, на которые мы набираем денег. Накопленная амортизация не обеспечивает достаточный объем средств. На этот год мы запланировали более 10 млрд руб. инвестиций – и это при уровне амортизации менее 3 млрд руб. Угольная отрасль вынуждена обращаться к теме господдержки модернизации. Речь идет, например, об установлении нулевой ставки налога на добычу полезных ископаемых, об увеличении компенсаций из бюджета части процентной ставки по кредитам инвестиционного характера, о возврате инвестиционной льготы по налогу на прибыль.
– Государство откликается?
– В феврале председатель правительства Михаил Фрадков провел в Кемерове большое совещание по проблемам угольной отрасли и поручил ведомствам проработать меры господдержки. Никто не хочет нового глубокого спада в угольной промышленности.
– В Белом доме опасаются, что шахтеры опять будут стучать касками на Горбатом мосту?
– Мы предпринимаем серьезнейшие усилия, чтобы этого больше никогда не произошло. Зарплата у шахтеров СУЭК за три года выросла более чем в два раза и сейчас на фоне других отраслей промышленности выглядит достойно – в среднем 12 500 руб. в месяц по итогам 2005 г. Кроме того, по соглашению с профсоюзами установлены значительные социальные льготы, разворачиваются масштабные программы по обучению. Но в российской угольной промышленности заняты 300 000 человек, и они добывают 300 млн т угля. Производительность труда ниже среднемировой в среднем в 3–5 раз, и мы должны в кратчайшие сроки с помощью переоснащения предприятий преодолеть этот разрыв. Угольные профсоюзы уже начинают бить тревогу, потому что понимают, сколько человек могут потерять работу, если на фоне роста производительности объемы добычи хотя бы сохранятся на нынешнем уровне.
“Активно на зарубежные предприятия мы не смотрим”
– “Кузбассразрезуголь” недавно объявил о покупке шахты в Великобритании. Вам неинтересны такие проекты?
– Наш приоритет – это инвестиции в предприятия, входящие в СУЭК. У нас так много точек приложения инвестиций здесь, в России, что активно на зарубежные предприятия мы не смотрим. Хотя, безусловно, европейская энергетика – сфера перспективная. Интересно будет посмотреть, что получится у коллег из “Кузбассразрезугля”. Но в энергетической отрасли длинные инвестиционные циклы, так что результаты сегодняшних решений будут видны только через несколько лет.
– Какие активы для вас имеют наибольшую ценность?
– По угольным активам это прежде всего предприятия в Кузбассе и Красноярском крае. А в энергетике – наиболее мощные энергосистемы с хорошими перспективами роста потребления, например “Кузбассэнерго”. Это для нас один из ключевых активов.
– “Кузбассэнерго” – едва ли не первая компания в России, прошедшая процедуру принудительного разделения по решению ФАС. Как стала возможной такая ситуация?
– Еще до того как СУЭК стала акционером “Кузбассэнерго”, план его реформирования предполагал деление генерации на две части. Став акционером, мы выразили несогласие с этим подходом, поскольку были уверены, что он ухудшит положение в энергетике региона и будет препятствовать капитализации создающихся компаний. Аналогичная позиция была у администрации Кемеровской области – мы настаивали на сохранении единства генерирующих активов “Кузбассэнерго”. В результате серии дискуссий был сформулирован компромисс. Разделение “Кузбассэнерго” на две части было отменено, но Западно-Сибирская ТЭЦ и Южно-Кузбасская ГРЭС должны быть проданы. Большая часть средств от продажи будет направлена на инвестиции, в которых нуждается энергосистема региона.
– И кто будет покупателем?
– Я не знаю, кто купит, потому что в Кузбассе, на наш взгляд, много потенциальных покупателей.
– Анатолий Чубайс сейчас активно лоббирует идею эмиссии акций генерирующих компаний. Как вы относитесь к этой идее?
– Энергетика требует срочных крупных вложений, и необходимо скорее решаться на какой-то вариант привлечения инвестиций. Идея допэмиссии, на мой взгляд, – нормальный и реализуемый подход. Кроме того, IPO генерирующих компаний может наконец дать ориентиры реальной стоимости энергетических активов.
– А вы будете покупать эти акции?
– Наши интересы сосредоточены в Сибири и на Дальнем Востоке, а компании здесь еще недоформированы. Но мы готовы участвовать в IPO генерирующих компаний в “наших” регионах, если инвестиционные проекты, к которым они привязываются, будут эффективными, позволят увеличить акционерную стоимость.
– А ОГК, я так понимаю, сейчас вас не интересуют?
– В настоящий момент – не очень. Мы сконцентрировались на инвестициях в региональную электроэнергетику.
– РАО ЕЭС собирается экспортировать электроэнергию в Китай. А у вас есть такие планы?
– У нас независимых планов в отношении Китая пока нет. Но, будучи и угольной, и электроэнергетической компанией, мы понимаем, как, используя богатейшие угольные ресурсы Сибири, обеспечить наиболее эффективный и стабильный экспорт электроэнергии. По нашим оценкам, потребности Китая составят 60 млрд кВт уже к 2010 г. У существующих и строящихся ГЭС нет и десятой части выработки, способной удовлетворить этот спрос. А построить новые ГЭС к этому времени не успеть: в советское время их строили в среднем 18 лет, а сейчас – не меньше 10 лет. К тому же с учетом всех капитальных издержек себестоимость у новых ГЭС будет раза в 3–4 выше, чем у существующих, у которых энергия считается дешевой. А угольную станцию можно построить не за $1400 за 1 кВт мощности, как у нас принято считать, а за $500–700 – так строит Китай по 100–150 энергоблоков в год. И это сразу делает угольные мощности принципиально самыми выгодными.