Наша Венеция

Через пять дней после объявления официальной программы Венецианского кинофестиваля в Москву приехал директор Мостры – Марко Мюллер. Востоковед, антрополог, продюсер, кинокритик и историк кино, он занял свой пост в 2003 г., после нескольких лет работы на фестивале в Локарно. В числе его продюсерских работ – “Школьные доски” Самиры Макмальбаф, “Ангел справа” Джамшеда Усмонова, “Ничья земля” Даниса Тановича, “Солнце” Александра Сокурова. Пресс-конференция Мюллера была посвящена ретроспективной программе “Потаенная история русского кино”, которая пройдет в рамках Мостры и откроет неизвестные европейскому зрителю картины Григория Александрова, Ивана Пырьева, Бориса Барнета, Эльдара Рязанова, Андрея Кончаловского и др. Кроме того, Мюллер объяснил, что фильм Павла Лунгина “Остров” выбран для церемонии закрытия как “противовес голливудской машинерии”, заявил, что актеров из “Эйфории” Ивана Вырыпаева надо срочно экспортировать на Запад, и ответил на вопросы “Ведомостей”.

– Арт-директор Каннского фестиваля Тьерри Фремо, побывавший в Москве в прошлом году, говорил, что его команда не только фиксирует тенденции в мировом кино, но и старается их формировать (см. “Ведомости” от 16.12.2005). Вы не ставите перед собой подобных целей?

– Трудно формировать тенденции на пустом месте. Я бы сформулировал нашу задачу по-другому и сравнил Венецианский фестиваль с очень тонким и деликатным инструментом – сейсмографом. Этот прибор помогает предсказать возможные землетрясения и извержения вулкана. И тогда нашу программу можно воспринимать как прогноз, полученный при помощи этого инструмента. Таким образом, мы не только выявляем достоинства отдельных картин, мы можем с той или иной долей вероятности предсказывать: в такой-то области может что-то произойти.

– Известно, что вы любите азиатское кино...

– Я люблю кино. Точка. Я уделяю много внимания Азии, потому что знаю несколько восточных языков. Мне проще постоянно поддерживать тесную личную связь с теми, кто занимается кино в этой части света.

– В последнее время стали говорить о том, что азиатская волна сходит на нет. В конкурсе последнего Каннского фестиваля был только фильм из Китая – все остальное из других регионов.

– Мне это не кажется справедливым. Например, раньше в Венеции было немного японских фильмов – в этом году их будет шесть, в том числе два в конкурсе. Мы уверены, что в азиатском кино до сих пор происходят важные и интересные вещи.

– В последнее время наблюдается также некоторая усталость от игровых арт-хаусных фильмов, в качестве альтернативы в кинопрокате появляется документалистика.

– Да, интерес к документалистике очевиден. Хочу отметить, что мы обращаем особое внимание на режиссеров, которые балансируют между документом и вымыслом.

– Как Алексей Федорченко, режиссер фильма “Первые на Луне”?

– Да, и как Эдгар Райтц, который представит заключительную часть “Хеймата”. Это очень известный в Европе фильм об истории одной семьи – с начала XX в. и до наших дней. В общей сложности длится часов сорок. На наше счастье, в документалистике сейчас есть великое разнообразие жанров – эссе, дневники, интерпретации хроники. У документалистики очевидное преимущество перед игровым кино – она дает подлинную картинку текущих процессов. Под подлинной я в том числе имею в виду более убедительную и красноречивую. Пример. Искусство, в том числе массовое, рисует нам все возможные образы современной Америки. Но понадобился Спайк Ли, который объяснил, что же на самом деле там происходит. (В программе “Горизонты” будет показан документальный фильм Спайка Ли о последствиях урагана “Катрина” “Разрушенная дамба. Реквием в четырех частях”. – “Ведомости”) Я не видел более точного портрета Америки эпохи Джорджа Буша. И эта картина длится четыре часа!

– Как продюсера вас интересовали кинематографии “всего остального мира” – под миром основным подразумевались Европа и США. В какую из этих двух категорий, на ваш взгляд, попадает Россия?

– Я бы не стал трактовать термин “кино всего остального мира” только географически – речь скорее идет о потаенной творческой энергии, об искусстве, которое создается помимо нас с вами. В этом мире может жить молодой талантливый режиссер из соседнего двора. Вы и не обращаете на него никакого внимания – потому что он представляет что-то совершенно новое, то, что лежит за границами вашего обычного культурного опыта. К сожалению, Россию можно считать подобной “потаенной территорией” – если говорить о том, насколько полно ваше новое кино представлено в мировом прокате или на телевидении. Три русских фильма (“Эйфория”, “Остров” и “Свободное плавание”. – “Ведомости”), отобранные в Венецию, на мой взгляд, как раз дают западному зрителю возможность понять, что чувствуют люди именно здесь. Я верю, что кинопленка – связующая нить между режиссером, продюсером и зрителем. Когда в зале выключают свет, я вынужден смотреть на мир чужими глазами – и я принимаю это условие. На два часа я превращаюсь в кого-то другого. И если фильм получился, то в моей душе произойдут изменения. Может быть, небольшие изменения. Но я уже не смогу игнорировать опыт, эмоции, которые стали и моими. Так люди в разных концах света учатся понимать друг друга.

– Поможет ли Венеция русскому кино заявить о себе?

– Я искренне на это надеюсь. Мы поэтому и выбрали для ретроспективной программы советские мюзиклы – чтобы показать, что ваше кино всегда было интересным, веселым, зрелищным. Эти фильмы, абсолютно неизвестные у нас, должны стать международной классикой. Имена таких режиссеров, как Росселлини, Висконти, Марио Солдати (столетние юбилеи которых мы отметим в Венеции), много значат в том числе и для русского зрителя. И мы считаем, что должны вернуть Пырьева, Александрова и Барнета молодому зрителю. И сделать их частью общемировой истории кино.