Заходите слева


Выделить для своей превосходной, востребованной всем музейным миром коллекции импрессионистов отдельный дом в Пушкинском музее решили давно. Собственно, для него и было реконструировано здание на Волхонке, 10, справа от главного. Но новая реконструкция оказалась не такой удачной, как перестройка дома слева от музея, где находился с 1994 г. Музей личных коллекций (тоже отдел ГМИИ им. А. С. Пушкина). Прошлым летом Музей личных коллекций перевели в свежереконструированный дом, а в его здание (флигель бывшей усадьбы князей Голицыных, бывшие меблированные комнаты “Княжий двор”) перевезли самые ценные произведения из собрания музея, главные шедевры его коллекции.

Так что завтра самые запоминающиеся картины Пушкинского – “Девочка на шаре” Пикассо, “Красные виноградники” Ван Гога, “Обнаженная” Ренуара, “Завтрак на траве” Моне, “Танец” Матисса, “Танцовщицы в голубом” Дега – можно будет увидеть не в величественном здании с колоннами, а в скромном доме рядом. И объединить их просмотр с лицезрением любимого произведения московских школьников – копии “Давида” Микеланджело, – не выходя на улицу, будет невозможно. Зато группы иностранных туристов, которым только коллекция импрессионистов в музее и интересна, можно вести сразу и только туда. Купив отдельный билет. На освобожденной территории в историческом здании за счет произведений из запасников расширятся другие отделы: античного искусства, старой западноевропейской живописи.

В Галерею искусства стран Европы и Америки XIX–XX вв. переехало более 400 произведений, и половина из них до этого не демонстрировалась. Так что экспозиция искусства двух последних столетий прошлого тысячелетия расширилась за счет большого количества достойных работ, которые на глаза зрителям раньше не попадались. Что же до произведений хрестоматийных, то они воспринимаются в низких залах галереи иначе, чем на прежнем месте. Например, “Завтраку на траве” Моне там явно тесновато. Зато картины импрессионистов можно сравнить с работами их предшественников – художников Парижского салона, поздними французскими реалистами.

Начинается новая экспозиция залом немецкой живописи первой половины XIX в. – не слишком интересными и ценными назарейцами. Зато уже во втором зале, “Европейский романтизм”, можно увидеть две превосходные картины Гойи, живопись Энгра и Делакруа. За ними пойдут Коро и барбизонская школа, Курбе и Домье, и так постепенно зрители доберутся через залы импрессионистов, Сезанна, Гогена, символистов, фовистов до великолепного Матисса, оставленного музею исключительным собирательским талантом русского промышленника Сергея Ивановича Щукина. Потом будет памятный Пикассо голубого периода, Кандинский, Шагал, Леже. До предпоследнего зала вопросов к музею не было – превосходная коллекция, продуманная развеска. Отлично, что музей расширяется. А что в памяти картины отпечатались по-другому, в торжественных и высоких залах главного здания музея, то это личная проблема каждого.

Директор ГМИИ Ирина Антонова помнит картины импрессионистов, купленные коллекционерами Сергеем Щукиным и Иваном Морозовым, когда они еще висели в Государственном музее нового западного искусства на Пречистенке. В 1948 г. музей расформировали, а его коллекцию разделили между Пушкинским и Эрмитажем. Антонова считает этот идеологический – на пике борьбы с формализмом и космополитизмом – раздел исторической несправедливостью, требующей исправления. Картины покупали московские меценаты, и они должны быть возвращены родному городу. Свою позицию Антонова еще раз подтвердила на пресс-конференции по случаю открытия галереи. Понятно, что директор Эрмитажа Михаил Пиотровский ее не разделяет. Для обоих музеев коллекция Щукина – Морозова – особая ценность, именно она является основой почти всех их зарубежных выставок.

В предпоследнем, 25-м, зале новой экспозиции – “Искусство стран Европы и Америки первой половины ХХ века” – посетителей встретят картины Рокуэла Кента, певца северных пейзажей, большого друга Советского Союза, коммуниста. Собственно ради этого зала галерею величают так длинно, не было бы Кента, Диего Риверы и одной скульптуры Фернандо Батеро, слово “Америка” можно было бы в названии не упоминать. Великого американского искусства ХХ в. в Пушкинском музее нет. Русские меценаты с их чутьем к новому до него не дожили, а советские музеи им не интересовались. Так что можно было бы без Кента и обойтись, чтобы не снижать уровня всего собрания, и, восстанавливая историческую справедливость, написать на фасаде : “Имени С. И. Щукина и И. А. Морозова”.

У большинства экспонатов новой галереи знакомых шедевров висят подробные этикетки-экспликации с информацией о работах, в том числе когда и откуда они попали в музей. Но у картин Гойи и еще десятка других произведений написано коротко: “В музее с 1945 года”. Это так называемое “трофейное” искусство, культурные ценности, перемещенные в результате Второй мировой войны. Наверное, можно было бы точнее указать источник поступления. Если они по закону и по совести должны оставаться в Пушкинском, то чего же тогда музею стесняться?